словно живыми головами, возлежал на огромном блюде располосованный вдоль и поперек с розовым нутром таймень, тараща белесые глаза, а в розетках икра, да не красная, а черная!.. Ну, и сыр, и киндза, и петрушка, и укроп, и какие-то соусы — кажется, кизиловый и гранатовый, и много всего прочего. А тут еще егеря внесли и поставили перед гостями тарелки с дымящейся ухой, прозрачной, густой, с желтыми стерляжьими стружками.
Егеря налили в рюмки женщинам шампанское, мужчинам — коньяк «Черный аист» и ушли. Охранник в пятнистой форме встал в дверях.
Маланин посмотрел на палец и начал:
— Господа! Позвольте поднять первый тост за красоту, которая спасет мир… а именно — за наших прелестных дам. Без этого нельзя начинать никакое совещание, ведь так? Ульяна… Татьяна… Галина… за вас!
— И кушайте, кушайте, кушайте!
В спрятанных колонках зала тихо заиграли скрипки, ну точно как в хорошем современном ресторане, — что-то из Вивальди.
— Пара анекдотов, пока кушаем, — работая то ложкой, то вилкой продолжал губернатор. — Я вижу, вы ружья привезли. Это хорошо. Я тоже люблю в осенний день побродить по тайге с ружьишком. На охоту? Нет, по грибы. Увидишь грибников, подойдешь и просто так скажешь: «Ух ты, сколько грибов насобирали!» И они отдают. Шутка. А вот еще. Ульяна, вы не бойтесь, икра настоящая… Еще по рюмочке, господа? Второй тост за них же, наших милых.
Я видел, как удивленно смотрят на Маланина Никонов и Бойцов. Конечно, сильно изменился бывший комсорг. Стал уверенным, если не сказать большего.
— Кушайте-кушайте! А я вас развлеку. Посетитель в ресторане — официанту: «Официант, если это чай, дайте сахару. Если это суп, дайте соли!»
Никто не смеялся, только женщины улыбались, внимательно разглядывая губернатора.
— Итак, третий тост? За кого? Все угадали! Спасибо. И вот еще анекдот… тоже насчет соли. Дед поймал золотую рыбку. Она говорит: я выполню три твоих желания. Дед обрадовался: во-первых, мне жену помоложе… во-вторых, пива побольше… а в третьих… Золотая рыбка говорит с печалью: да уж догадываюсь! И стала обсыпать свое тело солью…
Охранник в дверях хмыкнул.
— Ну, а четвертый тост… моя жена сочинила… Григорию Ивановичу нравится… Григорий Иванович, на правах старейшины скажи, я думаю, женщины нас поймут и поддержат.
Расслабленно молчавший Семикобыла услышал, тяжело поднялся над столом и, зажав рюмку в слегка дрожащей, когда-то мощной руке, сипло объявил:
— Во года, во все века четвертый тост за мужика.
— Вот это правильно! — воскликнула Татьяна Викторовна. — Мы без вас куда? Мы без вас кто? Верно, Галка?
Галина Ивановна скромно кушала, иной раз поглядывая на своего благоверного, — тот сидел, привычно нахохлясь, словно мерз. Он ничего не ел. И ничего не пил. Только, когда Татьяна Викторовна тихо тыкала ему в бок, машинально поднимал рюмку и подносил к губам.
Надо сказать, и мы все, гости, не особенно нажимали на коньяк. Все же понимали: предстоит серьезный разговор с хозяином области. Тем более, если он так себя ведет, — не давая другим слова сказать.
Когда подали желающим кофе, Владимир Александрович поднялся и, глянув на палец, сказал:
— Итак, господа… — И сделал долгую паузу.
И мы услышали вдали, как на поляне, стрекот двигателей.
— Свой вертолет я сейчас отправляю домой с заданием — обещал прилететь полномочный представитель президента, да-да… не очень верю, он очень занятый человек, но вдруг… А второй экипаж, как распорядился Тарас Федорович, уйдет в Виру, будет ждать наших распоряжений. Он же увезет наших прелестных женщин. Зачем им засорять свои нежные ушки мужскими разговорами, ведь так?
Мы все, прибывшие из Виры, ошеломленно молчали. По-моему, был удивлен и Васильев. Что он себе позволяет, этот Маланин?
— Володя, ты чё, блин? — простецки обратился к губернатору Никонов. — Пусть бабы подышат… цветы пособирают…
— Господа, я вас прошу, разговор предстоит очень серьезный, ведь так? Вертолеты будут ждать наших распоряжений. У меня с собой спутниковый телефон. Здесь держать технику без надобности нет смысла. К тому же если гроза. А нам-то она ничто, так?..
Я про себя отметил, что Маланин приобрел новую привычку — завершать фразу как бы доверительным вопросом «так?». Наверное, подобрал у какого-нибудь нового большого начальства.
— И вообще, господа, — вдруг особо задушевным голосом заговорил Маланин, — оглядывая нас, — я полагаю, пока мы не договоримся о совместных действиях, мы отсюда не улетим? Или если вы возражаете, давайте прямо сейчас домой — и начнем большую войну.
Ищук, изображая из себя объективного посредника, раскинул руки, выгнув ладони, — так делает судья на боксерском ринге.
— Зачем войну, Владимир Александрович? Войны не надо.
Никонов усмехнулся, пропел:
— Мы за мир и песню эту пронесем, друзья по свету… Встанем, как один, скажем: не дадим.
Губернатор недоуменно нахмурился, кивнул.
— Юристов на первый раз мы не взяли с собой, да мы сами давно стали юристами. Лишние уши — зачем? Итак?.. — он, как актер, широко улыбнулся женщинам. — Не обижаетесь, прелестницы? Вас дома ждут подарки от губернатора… и не какие-нибудь коробки конфет… моя жена собирала…
После этих слов всем ничего не оставалось, как растерянно выйти из-за стола.
После того, как обе крылатые машины поднялись и улетели в северном направлении, мы, мужчины остались одни. Кстати сказать, я побаивался, что и меня Маланин попросит убраться с глаз долой, но, видимо, у него были свои виды на сотрудника музея Сибири — когда мы шли обратно с вертолетной площадки в отель, он приобнял меня за плечи.
Когда снова собрались в зале, стол уже был чист, на нем стояли лишь бутылки минеральной воды и фужеры.
Сели. Чувствовали себя неловко. Хрустов, кусая белесые сухие губы, кажется, готов был взорваться. Как можно вот так, в наглую, отправить женщин?! Угостили обедом, словно собачек, и с глаз долой! Туровский сумрачно прятал глаза, подняв губы к плоскому носу. Бойцов, наоборот, с холодным любопытством уставился на губернатора. А Никонов курил, закинув поседелую, но еще с пышными волосами голову, — он был невозмутим, он как бы от скуки разглядывал плафоны на потолке.
Все молчали. «И что теперь, — подумал я. — Прямо вот здесь будут делить права на ГЭС?»
Маланин снял тяжелые очки и, помахав ими перед собой, засмеялся.
— Не обижайтесь. Женщины даже любят, когда с ними вот так, жестко. Я читал.
— Случайно не книгу Мазоха? — спросил с тяжелой улыбкой Бойцов.
— Кого? Не важно. Когда закончим обсуждение ситуации и придем к решению, можем их опять привезти обратно. Все в наших руках…
— И что, голосовать будете? — хмыкнул Бойцов.
— То есть? — недоуменно воззрился на него Маланин и надел очки. — Алексей Петрович, я вас не понял.
— Да у нашего народа в древности был обычай, — продолжал странно улыбаться темноликий гость. — Наши предки, если обсуждали очень серьезный вопрос, голосовали дважды. Сначала до того, как выпьют вина. А потом — когда уже выпьют. Решение считалось принятым, если только оба результата совпадали.
Но его двусмысленная шутка мало кого развеселила. Все словно ожидали: что же это такое готовит Маланин, что за театр решил устроить? И почему, как носорог, уверен в себе?
— Начинать, конечно, мне, — снова пошел в наступление Владимир Александрович, поднимаясь над
