– Войдите, Алексей Сергеевич, – сказала Ольга.
Она не спросила, кто стучится в ее дверь. За время болезни она научилась чувствовать появление Незнамова до того, как видела его на пороге своей комнаты. С чем связано такое «ясновиденье», Ольга старалась не думать: слишком смущали ее подобные размышления.
– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? – спросил он входя.
– Спасибо. Гораздо лучше. Я встану.
– Не спешите вставать, – возразил Незнамов. – Голова закружится – упадете. Это вам ни к чему.
– Алексей Сергеевич, я… – взволнованно начала Ольга. – Я чувствую себя…
– Плохо?
– Я чувствую себя крайне неловко, – закончила она.
– Почему?
– Вы спасли меня от смерти, а теперь…
– Не преувеличивайте, – не дав ей договорить, поморщился Незнамов. – Я оказал вам элементарную врачебную помощь. Это отнюдь не спасение от смерти.
Ольга уже понимала, что он терпеть не может дамских сантиментов. И все-таки…
– …а теперь вы лечите меня бесплатно, – твердо закончила она. – И вдобавок приносите мне еду.
Незнамов в самом деле разворачивал на столе какие-то свертки, источавшие аппетитный запах. Бумага, в которую была завернута еда, употреблялась в лавке из дома напротив.
– Вам необходимо калорийное питание, – холодно заметил Незнамов. – Ольга Андреевна, я привык доводить до логического финала то, за что берусь. Я взялся вас лечить, значит, должен добиться вашего выздоровления. Полного выздоровления, – подчеркнул он. – Если вы будете правильно питаться, оно скоро наступит. И разумеется, если вы не будете торопиться вставать.
– Но ведь я не могу лежать бесконечно! – воскликнула Ольга.
Смущение ее лишь возросло от того, что Незнамов посмотрел ей прямо в глаза внимательными серыми глазами. Что означает его взгляд? Осуждение, быть может? Нет, никогда она не поймет его! А как хотелось бы…
– Вам необходим покой, – сказал он. – Не только физический, но и душевный. А его-то, по моим наблюдениям, у вас и нет. Вы не позволяете себе быть спокойной. Что вас тревожит?
Теперь его взгляд пронизывал ее, казалось, до самого донышка души. Она не хотела рассказывать о своей тревоге, видит бог, не хотела! Но этот взгляд… Невозможно было не то что солгать, но даже утаить что-то под таким взглядом.
– Что я буду делать дальше? – с тоской проговорила Ольга. – Ведь я не могу бесконечно пользоваться вашими благодеяниями. Я должна найти работу. Но я уже искала ее, искала… Безуспешно.
– Насчет моих якобы благодеяний я уже все разъяснил, – сухо сказал Незнамов. – А насчет работы… Ольга Андреевна, я веду прием в клинике нервных заболеваний. Мне нужна ассистентка. Буду очень признателен, если вы согласитесь занять эту должность.
Эти слова, произнесенные будничным тоном, так взволновали Ольгу, что она снова попыталась встать.
– Алексей Сергеевич! – воскликнула она. – Я… Поверьте, я буду стараться изо всех сил!
– Но к этому разговору мы вернемся только после вашего полного выздоровления, – охладил он ее пыл.
– Я благодарна вам безмерно.
Ольга почувствовала слезы у себя на глазах.
– После поговорим, – повторил он. – Теперь вам надо уснуть. И позвольте мне помочь вам.
В чем заключается его помощь, Ольга уже знала: будучи врачом по нервным заболеваниям, Незнамов владел техникой гипноза.
Она откинулась на подушку, он сел на стул рядом с кроватью, положил ладони на ее виски и сказал:
– Закройте глаза. Расслабьтесь. Спокойнее, спокойнее… Вы засыпаете… Засыпаете.
Если бы Ольга могла не починиться его словам, а еще более – силе, исходящей от его рук, от всего его существа, то увидела бы, что взгляд, которым он смотрит на нее, стал совсем другим. Ни хладнокровия не было больше в этом взгляде, ни отстраненности…
Но этого нового взгляда Ольга уже не видела. Она спала. Глава 24
Алексей Незнамов принимал пациентов в небольшой клинике в центре Софии. Он уже собрался войти в здание, когда к нему подбежала девушка и протянула листовку.
– «Требуем пакта с СССР! Да здравствует союз с СССР!» – прочитал Незнамов. – Вы коммунистка? – поинтересовался он.
– Я патриотка Болгарии! Мы не должны воевать на стороне Гитлера! Царь Борис сотрудничает с фашистами. Это позор и преступление! – быстро выпалила она.
Девушка была молода, красива, и воодушевление лишь усиливало ее юную красоту.
Незнамов пожал плечами, спрятал листовку в карман и вошел в клинику.
Возле его кабинета уже сидел фон Дидерикс из немецкого посольства.
– Извините, что вам пришлось ожидать, – сказал Незнамов. – Через минуту я вас приглашу.
Фон Дидерикс в самом деле вошел в кабинет ровно через минуту, за что и поблагодарил доктора – по-немецки, как он выразился, пунктуального.
– И все же я немного опоздал, – возразил Незнамов. – Меня не извиняет даже то, что это произошло из-за юной красотки, которая задержала меня на улице.
– О, это весьма приятная причина! – улыбнулся фон Дидерикс.
– К сожалению, у нее не было на мой счет никаких приятных планов. Она всего лишь занималась агитацией.
Он кивнул на листовку, лежащую у него на столе. Фон Дидерикс прочитал ее и пожал плечами.
– Да, здесь еще со времен турецкого ига сильны прорусские настроения, – сказал он. – Это традиция. Потому болгары и не понимают очевидной выгоды, которая наступит для их страны, если она станет союзником Германии, как предлагает фюрер. Но со временем они это поймут. Безусловно, поймут.
– Вы думаете, Болгария все-таки вступит в Тройственный союз? – без особого интереса спросил Незнамов.
В окно кабинета было видно, как двое полицейских снимают со стены дома напротив плакат «Да здравствует союз с СССР!», а третий уводит девушку, раздававшую листовки. Незнамов задернул шторы.
– Уверен, что вступит, – кивнул фон Дидерикс. – У царя Бориса просто не будет другого выхода, как стать нашим союзником. А что, вы поддерживаете идею о пакте Болгарии с большевиками?
– Вот уж точно нет, – хмыкнул Незнамов.
– Но ведь это ваши соотечественники, – заметил фон Дидерикс.
– Мои родители покинули Россию именно потому, что к власти пришли большевики, – объяснил Незнамов. – Так что я с десятилетнего возраста противник этой власти. Но в данный момент большевики интересуют меня меньше, чем ваш здоровый сон, – широко улыбнулся он. – Помогли порошки, которые я прописал в прошлый раз?
