тому, что в дальнейшем оказывать помощь банкам стало намного труднее, но, с другой, сделало прозрачность такой помощи еще меньшей, а способы решения разбираемых здесь проблем — менее эффективными.
Вряд ли стоит удивляться тому, что администрация Обамы не предложила никакого по–настоящему нового подхода. Вполне вероятно, это является частью всей ее стратегии: добиться доверия общества к рынку через спокойствие и преемственность. Но за такую стратегию надо было заплатить свою цену. С самого начала эта администрация не задала правильных вопросов о том, какую финансовую систему страна хотела бы получить или какая система была ей необходима, потому что такие вопросы породили бы и политический, и экономический дискомфорт. Банкиры не хотели признавать, что в системе что?то работало неправильно на фундаментальном уровне; более того, они вообще не хотели признать факт слу чившегося краха. Ни сторонники дерегулирования, ни поддерживавшие их поли гики не хотели признать провала тех экономических доктрин, за которые они так активно выступали. Они хотели бы вернуться к тому миру, который существовал до 2007 года, до кризиса, хотя и были готовы пойти па незначительные его корректировки: можно поставить «заплатку» там и подтянуть «гайку» вот тут, но, конечно, они вряд ли могли утверждать, что в той системе все было идеально. Однако на самом деле ограничиться таким косметическим ремонтом было невозможно: требовалось проведение более капитального ремонта. Финансовая система не могла и не должна была возвращаться к тому варианту, по которому она функционировала в прошлом. Были необходимы (они нужны и сегодня) реальные реформы, не ограничивающиеся косметическим ремонтом старой системы, одним из недостатков которой было то, что она стала непропорционально большой. Ее следовало уменьшить, причем в ходе этого процесса отдельные ее составляющие необходимо было урезать в большей степени, чем другие.
Возможно, администрация Обамы в конечном итоге придет к правильному выводу; более того, она, может быть, даже сделает это к тому времени, когда эта книга выйдет из печати. Но поскольку курс, которым она следовала до сих пор, был неопределенным, это привело к большим затратам. Сохраняющееся долговое бремя будет в течение многих лет мешать выполнению экономических и социальных программ. Мы это уже видели: на протяжении нескольких месяцев, когда предпринимались меры по спасению экономики, возрастающий дефицит использовался как предлог для сокращения масштабов реформы системы здравоохранения. Ястребы из банков, активно способствовавшие нарастанию этого дефицита, отправились в отпуск, который у них начался в конце лета 2008 года, когда банки заявили, что им необходимы сотни миллиардов долларов, после чего вся обеспокоенность размерами дефицита отошла на второй план. Но я и некоторые другие специалисты предсказывали, что эти ястребы вернутся из отпуска сразу, как только станет ясно, что так просто получить больше денег у них уже не получится. После чего они вернутся к своей обычной тактике — возражать против расходов, независимо от того, насколько высоки доходы. (Интересный факт: когда впервые обсуждалась необходимость использования спасательных мер, банкиры утверждали, что правительство получит большую прибыль на свои «инвестиции», то есть прибегали к тому аргументу, который они активно критиковали, когда подобный довод приводился при обосновании целесообразности социальных, технологических и инфраструктурных инвестиций, которые предлагались до кризиса. Но теперь ясно, что вероятность того, что налогоплательщики получат назад хоти бы то, что было предоставлено банкам, очень мала, как маловероятно и го, что налогоплательщики получат адекватную компенсацию за понесенный риск. И в этом отношении налогоплательщики сильно отличаются от банкиров, которые требуют соответствующее рискам вознаграждение в тех случаях, когда сами одалживают кому?то деньги.)
Как американская система оказалась слабой
Успех в финансовом секторе, в конечном счете, измеряется тем благополучием, которое он обеспечивает для рядовых граждан, так как при нормальном функционировании этот сектор либо лучше распределяет капитал, либо лучше управляет рисками. Несмотря на всю гордость по поводу инноваций, проводимых в раздутом финансовом секторе, пока неясно, действительно ли большинство этих нововведений на самом деле в значительной степени способствовали успеху американской экономики или повышению уровня жизни подавляющего большинства американцев. Например, в предыдущей главе я рассказывал о простой задаче — предоставлении денежных средств гражданам, желающим купить дом. Финансовый сектор должен был бы использовать свою изобретательность, чтобы создать продукты, помогающие людям управлять рисками домовладения, вроде тех, которые возникают из?за колебания процентных ставок. Считается, что обитатели финансового мира должны разбираться в сущности подобных рисков; и это одна из причин, по которым они получают столь щедрое вознаграждение. Но следует отметить, что ни они, ни их регуляторы, которые так гордились тем, что понимают сущность рынков и связанных с ними рисков и эффективности, на самом деле в этом не разбирались. Считалось, что они должны были переносить риск с тех, кто в меньшей степени способен его нести (с бедных владельцев жилья), на инвесторов. Однако вместо этого введенные «инновации» привели к тому, что эти домовладельцы стали подвергаться еще более высокому риску, чем в прошлом.
В этой книге приводится множество примеров того, что можно охарактеризовать лишь как «интеллектуальную непоследовательность»: если бы рынки были эффективными, то при переходе с ипотечного кредита с фиксированной процентной ставкой к ипотечному кредиту с плавающей ставкой домовладельцы в среднем выиграли бы мало: в плюсе остались бы лишь те, кто взял на себя риск колебания ставки. Однако, как мы видели, председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен призвал людей переходить на вариант ипотечных кредитов с плавающей процентной ставкой. Он был уверен, что рынки эффективны (частично это было обоснованием того, почему регулирование не нужно), так как считал, что домовладельцы в этом случае могли бы в среднем сэкономить деньги. Понятно, что бедные домовладельцы, не разбирающиеся в сущности риска, могли последовать его непродуманным советам, но гораздо труднее понять, почему к ним рекомендациям прислушались и так называемые эксперты в области финансов.
Если судить не по искусственным параметрам прибыли и платежей, а по более соответствующим критериям, тем, по которым определяют вклад каждого сек тора в экономику и благосостояние домохозяйств, то финансовый сектор потерпел неудачу. (Действительно, даже если оценивать его с точки зрения прибыльности в долгосрочной перспективе, с учетом огромных убытков, которые накапливались все больше и больше после того, как пузырь на рынке жилья лопнул, финансовый сектор потерпел неудачу.) Конечно, не было ничего гениального в том, чтобы выдавать кредиты на основании недостоверных данных, 100%-ные ипотечные кредиты или зарабатывать на спреде по продуктам с плавающей процентной ставкой. Все эти идеи были плохими, причем настолько плохими, что во многих странах они просто запрещены. Их появление на свет стало результатом непонимания базовых рыночных основ (в том числе рисков несовершенной и асимметричной информации и характера рыночного риска как отдельного вида). Они стали результатом забывания или игнорирования уроков экономической теории и исторического опыта.
Если говорить о рассматриваемом здесь вопросе в более общем плане, то, несмотря на то что чрезвычайно легко указать на наличие явной зависимости между перечисленными нововведениями и экономическими неудачами, очень трудно отыскать такую связь в четком виде, например между «инновациями в финансовом секторе» и повышением производительности. Небольшая часть финансовой системы, венчурные компании, многие из которых действовали на западном побережье страны, а не в Нью- Йорке, действительно сыграли ключевую роль в экономическом развитии страны, предоставляя капитал (и помощь в сфере менеджмента) многим новым производственным компаниям. Хорошую работу проделали и другие части финансовой системы: муниципальные банки, кредитные союзы и местные банки, которые обеспечивали мелкие и средние предприятия необходимыми им финансами.
И совсем иная картина складывается в отношении крупных банков, которые гордились тем, что перешли от бизнеса хранения (читай: кредитования) к динамичному бизнесу (читай: упаковке сложных ценных бумаг и их продаже неосторожным клиентам): вот они при создании новых рабочих мест фактически оказались на обочине, а их роль в этом процессе была второстепенной. Их в первую очередь
