еще после шести лет близости…
Разве не уговорил бы он ее отправиться вместе с ним, если бы любил по-настоящему? Конечно, уговорил бы, а поскольку Тед этого не сделал, все сразу решат, что она, наверное, и не стоила того, чтобы тащить ее с собой на край света.
Так рассуждала Бриджит, и хотя она понимала, что это говорит в ней уязвленное самолюбие, все же ей не хватило смелости, чтобы снять телефонную трубку и позвонить кому-то из приятельниц. Вместо этого она некоторое время бесцельно слонялась по квартире — собирала белье, которое нужно было отнести в прачечную, потом достала пылесос, но так и не включила его, подумав о тех приятных воскресных вечерах, которые она в течение шести лет делила с Тедом. Обычно в такие дни они ужинали вместе либо в ресторане, либо дома, а потом забирались в постель. Теперь все это было в прошлом, и Бриджит в панике подумала, что осознание собственного одиночества пришло к ней в полной мере, лишь когда она вернулась домой. Она вспомнила слова Марка, который сказал — мол, если бы она любила Теда, ей должно было не хватать его и в Париже, а не только в Бостоне. Он, конечно, имел в виду не Теда, а то чувство, которое, как казалось Бриджит, она к нему испытывает, и сейчас мысль об этом помогла ей успокоиться и взять себя в руки.
Накануне, вернувшись домой, Бриджит пропылесосила всю квартиру, протерла пол в кухне, и все же, когда она уже лежала в постели, ей вдруг подумалось, как разительно отличается сегодняшний, не отмеченный никакими особыми событиями день от прошлого уик-энда, который они с Марком провели в Сен-Мало. Они жили в уютной гостинице, ужинали в крошечных рыбных ресторанчиках, ездили в замок и даже побывали на семейном кладбище де Маржераков. Теперь ни о чем подобном не приходилось даже мечтать.
Думать об этом было очень грустно, и Бриджит едва удержалась, чтобы не позвонить Марку просто для того, чтобы услышать его голос и убедиться — волшебное путешествие во Францию ей не приснилось. Она, однако, сумела справиться с собой, и не потому, что не хотела поговорить с Марком. Ей было очевидно, что чем скорее она забудет о его существовании, тем легче ей будет примириться с реальностью. Сам Марк не звонил с тех самых пор, как она вернулась, и сейчас Бриджит подумала, что он поступает совершенно правильно. Что касается ее самой, то ей просто одиноко, но она с этим справится.
На следующее утро Бриджит встала рано и обзвонила университеты, куда в свое время отправила резюме. Везде с ней разговаривали вежливо и обходительно, но ничего такого, что могло бы ее обрадовать, Бриджит не услышала. Да, отвечали ей, мы получили ваше заявление, но сейчас, к сожалению, вакансий нет. Где-то ей посоветовали перезвонить в июле, где-то — в сентябре. Сначала Бриджит даже не поверила, что ни в одном из девяти университетов и колледжей не нашлось для нее места, но потом ей пришло в голову, что в ее резюме на самом деле нет ничего примечательного. В течение десяти лет она занималась рутинной работой и не сделала ровным счетом ничего, чтобы отличиться. Она не публиковала статей, не вела занятий и семинаров, не организовывала специальные курсы. Никакой волонтерской деятельностью Бриджит тоже не занималась. Все это время она только и делала, что отсиживала в кабинете положенные часы, встречалась по выходным с Тедом да писала никому не нужную книгу. Неудивительно, что сейчас она оказалась никому не нужна.
Неужели я и в самом деле такая, с испугом спросила себя Бриджит. Как я могла так к себе относиться и так мало от себя требовать? Нет, нужно срочно что-то менять!
И с этой мыслью Бриджит села к компьютеру, чтобы вернуться к своей книге. Первым делом она уже в который раз просмотрела готовый материал, кое-что выбросила и уже во вторник снова начала писать. Ее решимость не ослабевала, так что к концу недели у нее была готова новая глава. Распечатав ее на принтере, Бриджит взяла бумаги на диван, чтобы перечитать, а перечитав — расплакалась. Ничего более скучного она в жизни не видела! Наверное, подумала она, даже специалисты не станут читать ее книгу, а раз так, ей остается только выбросить работу в мусорную корзину.
В тот день она долго сидела за столом, обхватив голову руками, и немного пришла в себя, когда ей позвонила мать. Маргерит только что закончила разбирать материалы, которые привезла из Франции Бриджит, и была очень взволнована.
— Это просто невероятно — то, что тебе удалось узнать про нашу индейскую родственницу! Маркиз, конечно, тоже был весьма достойным человеком, но Вачиви — это что-то потрясающее! Какое мужество, какая стойкость! А ведь она была почти ребенком, когда приехала во Францию.
— Да, вероятно, — отозвалась Бриджит скучным голосом, и Маргерит сразу насторожилась.
— Что-нибудь не так, дорогая?
— Все не так, — отрезала Бриджит. — Я несколько дней работала над своей монографией, и мне окончательно стало ясно, что я занимаюсь ерундой. Не понимаю, с чего я взяла, будто эта книга кому-то нужна? Читать инструкции на коробках с овсянкой и то интереснее! Я ненавижу свою книгу, и каждый, кому она попадет в руки, возненавидит ее тоже. Ее и меня… А ведь я потратила целых семь лет на эту никому не нужную писанину!
Маргерит только вздохнула. Вопросы женской эмансипации никогда не казались ей особенно интересными, но каждый раз, когда она высказывала свое мнение, Бриджит принималась доказывать, что эта тема очень важна как с точки зрения антропологии, так и в общечеловеческом смысле. В антропологии Маргерит разбиралась не очень хорошо, но как читателю (и бывшему редактору), книга дочери казалась ей сухой и скучной. Она, впрочем, помалкивала, не желая лишать Бриджит уверенности в себе. Но, похоже, теперь и ее дочь пришла к такому же выводу.
— Что же мне теперь делать, мама? — взволнованно воскликнула Бриджит.
— Что делать? — Маргерит немного помолчала. — Знаешь, быть может, твой парижский приятель был прав, и тебе действительно стоит попробовать написать роман о Вачиви. История ее жизни настолько интересна сама по себе, что тебе и придумывать-то ничего не нужно — достаточно хорошим живым языком изложить известные тебе факты в хронологическом порядке да перекинуть мостики от одной части к другой. Может, рискнешь?
— Может быть… — ответила Бриджит уныло. Предложение матери не вызвало у нее никакого энтузиазма.
— Кстати, Марк тебе не звонил? — поинтересовалась Маргерит.
— Нет.
— Тогда позвони ему сама. Или лучше пошли мейл.
— Мне бы не хотелось усложнять ситуацию, мама. Марк и я… мы постарались оставить наши дела в том виде, в каком они должны быть. Сейчас мы просто друзья, которые изредка переписываются и… В общем, если я сейчас ему напишу или позвоню, это может внушить ему… Словом, может ввести Марка в заблуждение.
— Что-то я ничего не поняла, — честно сказала Маргерит. — Почему твой звонок непременно должен усложнить ситуацию? Да и какие могут быть недоразумения между настоящими друзьями?
Эти слова сразу напомнили Бриджит их с Марком последний вечер и поцелуй на площади Трокадеро. Если это и можно было назвать недоразумением, то очень приятным. С другой стороны, как можно сравнивать то, что было тогда и там, с тем, что происходило здесь и сейчас? Она вернулась домой, а Париж и Марк остались в прошлом, которое с каждым днем все больше было похоже на сон, на красивую мечту.
— Ладно, не обращай внимания, — быстро сказала Бриджит. — Наверное, у меня просто приступ меланхолии после Парижа. Это пройдет. Что мне сейчас нужно, это новая работа, но, к сожалению, ни один из университетов, куда я писала, пока не набирает новых сотрудников… — Дело было вовсе не в деньгах — при известной экономии денег Бриджит хватило бы до конца лета, а то и больше. Просто ей было скучно и тоскливо без настоящего дела, и Маргерит это поняла.
— Если хочешь, можешь приехать ко мне в Нью-Йорк, — сказала она. — На следующей неделе я участвую в турнире по бриджу, а потом буду совершенно свободна.
— Я подумаю, — неуверенно сказала Бриджит и вздохнула. У матери, по крайней мере, был бридж, у нее же не осталось и такой малости. Ей очень хотелось что-нибудь делать, но заняться было абсолютно нечем. Книга о Вачиви, о которой говорила мать, пугала ее — уж очень много интересного материала ей удалось собрать, и теперь Бриджит боялась с ним не справиться. Возможно, дружеский совет или просто доброе слово могли бы ей помочь, но обратиться Бриджит было не к кому: та же Эми, вздумай она
