тогда не разверзлись небеса. Тогда все было бы совсем иначе…
Он помог тогда поправить одежды Надин, а после проводил ее по знакомой тропке через лес почти до самой границы усадьбы, где ту ждала уже перепуганная до полусмерти горничная. И даже тогда Надин не сказала ему, что прежде чем выбежать по его записке, полученной с почтовой станции, сняла с пальца кольцо, которое одел Борис ей на палец четыре месяца назад в приходском храме.
Андрей узнает об этом тем же вечером, когда семья Надин прибудет на ужин по случаю возвращения его из Австрии. Тогда в нем впервые что-то умерло. Или замерзло на долгое время. Он сам не понимал тогда, как ему удалось не выдать чувств, когда Борис, довольно улыбаясь, сообщил ему о «переменах благостных в семье». Привычка, приобретенная за годы службы во дворце, не показать даже легкого оттенка эмоций на лице и сохранить отстраненность и равнодушие на том сослужила отменную службу, когда на Андрея устремилась пара десятков глаз. Ведь все знали о том, что младший был едва ли не обручен с соседкой, а досталась она все же старшему брату, пока первый проливал кровь на полях Аустерлица и Прейсиш-Эйлау. Он только улыбнулся тогда вежливо и сумел все же найти вежливые слова, чтобы пожелать брату счастья. И ей. Той, которая еще недавно стонала в его объятиях…
Не такие уж длинные и затиеватые фразы — он никогда не был прирожденным рассказчиком, да и надо было аккуратнее подбирать слова, чтобы рассказать и при этом скрыть подробности, которые должны знать лишь те, кого они касаются. Но за этими скупыми фразами разворачивалась для него былая жизнь, те дни, в которые он так часто терял, чем находил.
— Конечно, она растерялась тогда, по моем возвращении. И после говорила, что не успела сообщить мне о помолвке при нашей встрече. Боялась меня тут же потерять, боялась моего гнева на брата, нашей соры… Всего боялась, — говорил Андрей молча слушавшей его Анне, а сам вспоминал, как долго Надин обманывала его. Уверяла, что разорвет помолвку с Борисом, скажет тому, что любит Андрея, что не мыслит жизни без него. А он верил тогда. Да, горько признавать это, но он позволял себя обманывать этим сладким речам, этим глазам, глядящим на него с такой любовью, этим рукам, что ласкали его лицо, и которые он так любил целовать, пытаясь заглушить в себе муки совести.
Андрей даже рискнул завести разговор с матерью на эту тему. Сказал, что Надин обещалась ему первому, что чувства былые еще не остыли, и как посмотрит мать на то, если…
— Что ты ждешь от меня, Andre? — Алевтина Афанасьевна была явно недовольна и темой разговора, который завел сын, постучавшись к ней как-то в покои одним вечером, и клубком этих запутанных отношений, который сама наблюдала. Она неоднократно говорила Борису, чтобы приблизил дату венчания, пока не поздно, но тот только смеялся в ответ — его забавляла любовь брата к той, кого Борис уже видел своей женой. — Разве ж я виновата в том, что девица решение поменяла? Разве ж я могу влиять на ход событий? Господь рассудит вас, ступайте с Его благословением, мой дорогой. Я же и слова ни скажу более на сей счет, и не просите!
Более совета просить было не у кого юному Андрею. Письмо к Марье Афанасьевне прошло бы пару седмиц, не меньше, прежде чем был бы написан ответ. И тогда он настойчиво стал упрашивать Надин, если она так любит его, как говорит каждый раз при их встрече, повенчаться тайно и уехать в Петербург женой Андрея.
— Я могу выхлопотать квартиру. А коли не пожелаешь, то найду средства на съем. Я все сделаю для тебя, ты же знаешь, Надин…
Но та только просила дать ей время подумать. Время, которого не было — скоро Андрею предстояло вернуться по осени в полк в столицу, и неизвестно было, когда пришлось бы вернуться в Агапилово. Она плакала всякий раз, говоря, что не любит Бориса, что согласилась на брак под убеждением и напором родительским, что мечтает только о браке с ним, Андреем. И он чувствовал свою беспомощность в те моменты, понимая, о каком безрассудстве просит ее.
А потом семья Надин уехала в запланированную перед свадьбой поездку для покупки недостающего приданого и свадебного убранства невесты. Борис поехал вместе с ними — он планировал проверить собственный городской дом и далее ехать в столицу, чтобы найти дом, достойный для будущей жизни, которую желал вести в столице после женитьбы. Надин клятвенно обещалась перед отъездом, прощаясь с Андреем на привычном месте их свиданий, что она в ближайшие же дни поставит родителей в известность о своем намерении разорвать помолвку с братом Андрея.
— Я решусь, mon couer, слово мое в том, решусь непременно! — убеждала его Надин, обхватив ладонями его лицо и покрывая то поцелуями, которые уже не приносили былого наслаждения. Разве может краденное принести его? Андрей страшился тогда признаться самому себе, но проволочка в эти десять дней, за которые Надин так и не смогла дать ему ответа, раздражала его.
— До конца визита в город, Надин, — твердо сказал он. — Иначе я сам говорю всем, что меж нами чувства, и мы желаем обвенчаться. Пусть наше решение не найдет одобрения у наших семей… мы любим друг друга, мы желаем быть вместе… Надин, Надин! Надобно решиться! Так недолжно далее… совсем недолжно!
— Да-да, mon couer! Я все скажу! И все решится! — приговаривала она, прижимаясь к нему всем телом, подставляя губы его поцелуям. — Я твоя, mon couer… только твоя… только с тобой! Все решится!
И все действительно решилось тогда. Правда, не совсем так, как предполагал Андрей, ожидающий известия от Надин. Спустя несколько дней после отъезда семьи Надин и Бориса в город неожиданный приступ сердечной боли уложил Алевтину Афанасьевну в постель. Доктор не давал никаких прогнозов, только настаивал на полном покое для больной и отсутствии любых поводов для волнений. А потом и вовсе призвали приходского священника, отца Павла, чтобы тот провел обряд соборования больной, и весь дом тогда погрузился в тишину, прерываемую лишь тихим шепотом молитв. Андрей проводил по просьбе матери все дни с раннего утра и до поздней ночи в ее будуаре, примыкающем к спальне, готовый по любому зову приблизиться к той.
За хлопотами и тревогами даже как-то забылось о собственном будущем, которое решалось в этот момент где-то далеко от Агапилово. Вспомнил только, когда Алевтина Афанасьевна пошла на поправку и даже стала выходить из своих покоев, опираясь на руку младшего сына.
Но случилось это слишком поздно для него, как выяснилось позднее. Надин уступила уговорам родителей и Бориса и через день после получения известия о болезни Алевтины Афанасьевны была обвенчана со старшим братом Андрея.
Андрей узнал об этом первым, когда Борис вернулся из Москвы. Надин, чуть бледная лицом на фоне шелка аккуратненькой шляпки, сидела подле него в коляске. Без сопровождения родителей. Это и ободок кольца, угадывающегося под тонким материалом перчатки на ее руке, без слов сказали Андрею все. А дополнил Борис, произнеся чуть насмешливо, когда выбрался из коляски и встал на крыльце возле застывшего на месте брата:
— Я к матери. А ты… ты не подсобишь моей супруге на землю сойти…?
— O mon Dieu! Как она могла?! Как могло это случиться? — Анна даже сильнее сжала локоть Андрея, на который она опиралась сейчас. За короткими фразами, произнесенными равнодушным к былому тону, она все-таки разгадала его боль в тот день, его отчаянье, увидела все, как наяву. И Бориса, насмехающегося над братом, и Андрея, чья душа заледенела более прежнего, и Надин, уже понимающую, что стала лишь временной забавой, неким призом, который, как повелось, с малолетства старший отобрал у младшего.
— Не кори ее. Она была так молода, так по юности глупа… а быть может, и не глупа вовсе. Если бы я был рядом, она была бы сильнее перед обстоятельствами и уговорами. Не поддалась бы соблазну. Хотя… отчасти я ее понимаю ныне — что мог дать ей я в те дни? Ровным счетом ничего!
— …У тебя нет ничего! Понимаешь — ничего! Все — только милости графини, которая всей душой меня не принимает, неужто полагаешь, я не ведаю того? — Надин яростно убеждала его в собственной невиновности в том поспешном браке, уговорив Андрея переговорить с ней в последний раз перед отъездом в полк. Он собрался в тот же вечер, как молодые супруги вернулись в Агапилово, не в силах оставаться под одной крышей с ними. Это после, когда утихнет боль, когда он смирится с тем, что Надин стала его bru, а не супругой, Андрей вернется в семью, а тогда же…
— Ну, пойми! Ну, прошу тебя, пойми меня! Что за будущее нас ждет по нынешним временам? Особенно когда родные отринут нас за ослушание. Что за будущее? Прости меня, mon coeur, но…
