Эдуард Ребгун
Вторым ярким моментом марта был допрос конкурсного управляющего «ЮКОСа» Эдуарда Ребгуна.
«Поскольку меня обвиняют в похищении нефти, а с похищенного у нас, как известно, налоги не платят, вот я вас и спрашиваю, считали ли вы, когда вы признавали требования налоговой службы по включению в число кредиторов налоговой службы с требованиями уплатить налог на добавленную стоимость от реализации нефти и нефтепродуктов и налог на прибыль от реализации нефти и нефтепродуктов, — считали ли вы, что это требование обоснованно, если да, то почему?» — спрашивал Михаил Ходорковский.
«Мы не рассматривали вопросы наличия или отсутствия признаков похищения нефти, у меня нет такой информации. У меня нет информации от служб, что нефть была похищена. Мы считали, что все, что вы добыли, это ваша нефть, которая продавалась и из которой должны были быть уплачены соответствующие налоги», — отвечал Эдуард Ребгун.
Выступление Михаила Ходорковского
С 5 апреля в Хамовническом суде начался новый этап — доказательства стала предъявлять сторона защиты. А все вышеперечисленные, между прочим, были свидетелями обвинения…
Пятого апреля защита заявляла ходатайства.
Самое интересное началось шестого: к микрофону поднялся Михаил Ходорковский.
В этот же день, наконец, была возобновлена трансляция в зале для журналистов.
Михаил Борисович начал с ходатайства: «Меня обвиняют в хищении всей нефти, добытой с 98 по 2003 год, 350 млн. тонн. Нефть — это жидкость обычно черного цвета и маслянистой консистенции. Ее можно перелить из емкости в емкость, перекачать по трубе, передать вместе с емкостью. Но сторона обвинения постоянно подменяет нефть правом собственности на нее. Право собственности нельзя перелить или перекачать, зато можно передать по договору без перемещения самого товара. <…> Нефть и право собственности на нефть переходят в практике нефтяной торговли разным способом и разным лицам. Путать эти два разных события может либо очень некомпетентный, либо очень недобросовестный человек».
«Вот нефть», — объявил Ходорковский, и адвокат Клювгант вынул из пакета и поставил на стол банку с черной жидкостью. — «Вот скважинная жидкость!» — и Клювгант поставил рядом 10-литровую банку с мутной жидкостью, разделенной на фракции: сверху — черный слой нефти, под ним — вода.
Михаил Борисович попросил Клювганта продать ему право собственности на нефть, заключили сделку, при этом банки остались на столе. «Видите, — говорил Ходорковский, — нефть осталась на месте, хотя права собственности проданы».
«Уберите эти горючие жидкости из зала!» — испугался судья.
Публика захохотала.
«Бензина нет? — спросил Данилкин. — Я уже серьезно спрашиваю, не шучу! Я ничего смешного не вижу, чтобы горючие жидкости находились в зале, где столько людей и одна дверь!».
Ходорковский попросил суд обозреть нефть, скважинную жидкость и обратить внимание на их соотношение с правом собственности.
«Да уже обозрели! И понюхали уже!» — ворчал Данилкин.
Ходорковский продолжил заявлять ходатайства.
«В обвинительном заключении указано несколько способов, которыми, по мнению прокуроров, совершено хищение: «под видом сделки между «ЮКОС» и потерпевшими», «обеспечив перевод на баланс» или «искусственно переведя на баланс», «путем заключения фиктивных договоров»».
И на столе адвоката взамен изгнанных нефтесодержащих емкостей появилась ваза с водой.
«С учетом того, что мне вменяется в вину хищение именно вещи (нефти), — сказал Ходорковский, — прошу провести следственный эксперимент, в рамках которого предложить стороне обвинения продемонстрировать, как из принадлежащей адвокату и находящейся у него банки, емкости, мы вот специально вместо нефти поставили водичку, взять из этой емкости принадлежащую мне нефть путем заключения договора, или путем передачи ее на баланс без совершения иных, не указанных в обвинении, действий».
«В данном зале невозможно провести следственный эксперимент и реконструировать события, в результате которых была похищена нефть Ходорковским и Лебедевым, а также членами организованной преступной группы, часть из которых находится в розыске», — среагировал прокурор Лахтин.
И судья отказал в удовлетворении ходатайства.
««ЮКОС» был стопроцентным акционером, например, «Юганскнефтегаза» и «Торгового Дома ЮКОС», например, — продолжил Ходорковский. — При этом нефть, добытая «Юганскнефтегазом» или купленная им, например, за 1000 рублей, признается купленной и находящейся в их собственности и приобретенной возмездно, а нефть «ТД ЮКОС», приобретенная у «Юганскнефтегаза» за 1200 рублей, признается приобретенной безвозмездно и принадлежащей МНЕ лично. Хотелось бы понять юридический смысл такой трактовки закона! Для полноты ощущений на странице 1551 обвинительного заключения вообще не считают «Юганскнефтегаз», «Самаранефтегаз», «Томскнефть» собственниками нефти, потому что утверждают, что нефть добывали не они, а выкачивал я лично! То есть о хищении говорить вообще не приходится. Так от чего же я должен защищаться?! Я прошу предложить стороне обвинения разъяснить взаимоисключающие утверждения».
Но прокурор Лахтин разъяснять что-либо в очередной раз отказался: «Законодательство не предусматривает разъяснений для подсудимого в стадии процесса… в стадии, когда подсудимым дано время для показаний. Ну и пусть Ходорковский и Лебедев дают показания! А не спрашивают сторону обвинения, КАКИЕ показания давать!»
Зал хохотал.
«А в обвинительном заключении указано, ЧТО похитили подсудимые. А похитили они НЕЕЕЕФТЬ!» — уточнил Лахтин.
И ходатайство о разъяснении «взаимоисключающих утверждений» суд удовлетворить отказался.
«Я хочу обратить ваше внимание, что уважаемый государственный обвинитель не поставил под сомнение передачу нефти непосредственно в «Транснефть» от потерпевших, и не поставил под сомнение передачу прав собственности от потерпевших компании «ЮКОС», — продолжил Ходорковский. — При этом для меня так и осталось неясным, что же на самом деле похитила так называемая организованная группа? И как она это сделала, если нефть ушла напрямую в «Транснефть», а права собственности ушли компании «ЮКОС»?».
«Ваша честь, я считаю, что данный судебный процесс политически и коррупционно мотивирован. Он вызван опасениями моих оппонентов моего выхода на свободу. Политическая мотивированность заключается как в неприятии поддержки мной независимой оппозиции, так и в желании присвоить возможности, проистекавшие из моего права собственности на крупнейшую и наиболее успешную российскую нефтяную компанию «ЮКОС»».
И Михаил Борисович начал читать лекцию с картами, таблицами и графиками, которые с помощью проектора высвечивали на стене.
«Права собственности на «биржевые» товары и сами товары передаются разными путями, — говорил он, скользя по «презентации» зеленым лучиком лазерной указки. — Нефть — типичный «биржевой» товар».
«Доказывается, и я подтверждаю общеизвестный факт, что я через холдинг «Групп МЕНАТЕП Лимитед» контролировал более 50 процентов акций «ЮКОСа», — комментировал он собственное уголовное
