засмеялась. – Не уверена, почему это важно, но такова правда.
– Ты ничего не должна объяснять.
Когда она обернулась, осторожное выражение на ее лице сменилось искренней улыбкой. Настолько искренней, что он понял, что смотрит на ее безымянный палец в поисках свидетельства о замужестве.
Ничего. Пусто.
– Спасибо, что спокойно к этому отнесся. – Сестра оглянулась, посмотрев на дверь. – Думаю, мне пора. Береги себя… и, прошу, не забывай выполнять предписания своего врача. С травмой головы шутить опасно, а потеря памяти – вещь серьезная.
– Да. Так и сделаю.
Лгать было так просто, Матиас знал, что практиковался в этом всю свою жизнь. И помахав медсестре в ответ, он отнесся к ней так, словно она была запиской или почтовой корреспонденцией.
Не человеком… и это не ее вина.
Казалось, что таков его образ жизни.
Замечательно. Нет ничего лучше, чем проснуться и понемногу начать узнавать, что ты был настоящим ублюдком…
Матиас посмотрел на прикроватный столик. Визитка и бумажник лежали рядом друг с другом, один предмет был черным и толстым, другой – белым и тонким.
Протянув руку, он не знал, что именно хотел взять…
В конечном счете, бумажник выиграл в привлекательности. Открыв сложенную вдвое кожу, он уставился на водительские права, сунутые в свободный кармашек. Фотография… ну, он не узнал парня, но медсестра с волшебным прикосновением вроде считала, что это он. Вот как он выглядел? Парень с черными волосами и лицом красивым, но холодным.
Исходя из напечатанной информации, у него были голубые глаза… и выглядели так, будто оба работали, смотря на камеру. День рождения в этом месяце. Тогда же истечет срок действия прав.
Первое имя – Матиас, им он и представлялся, адрес в Колдвелле, штате Нью-Йорк, что решало вопрос географии… о, и да, он и не думал, что задавался им.
Колдвелл, штат Нью-Йорк.
Вернулся вновь. Или, по крайней мере, так ему говорили инстинкты…
К черту срочность, он медленно слез с кровати, и, не свалившись на пол, вытащил катетер из вены и снял накладки с груди. Наклонившись к оборудованию, Матиас заглушил тревожное пиканье, а после зашаркал к уборной.
Свет не горел, и, зайдя внутрь, Матиас щелкнул выключателем… и началось шоу.
Увидев собственное отражение в зеркале над раковиной, Матиас сделал резкий вдох. Один его глаз был молочно-белым, лицо изборождено неизгладимыми линиями огромной боли, пережитой в прошлом… а на виске виднелся рассасывающийся шрам рядом с глазной травмой.
На фотографии в правах определенно был он, если добавить немного серого на висках, но ее сделали до того, как…
– Сэр, я попрошу вас вернуться в постель… вы легко можете поскользнуться и упасть. И вам не следует вынимать…
Матиас проигнорировал новую медсестру.
– Я ухожу. Прямо сейчас… против медицинских указаний, да, я знаю.
Он закрыл дверь прямо перед ее лицом, и включил душ. Почему-то, снова посмотрев в зеркало, он подумал о Мэлс Кармайкл. Не удивительно, что ее первая реакция была из разряда «боже мой».
Далеко до красавца.
Иисусе, почему он так думает? Почему его заботит то, как его видят другие?
Под быстрым наплывом координации, Матиас открыл дверь и выглянул в палату. Медсестра ушла, но, безусловно, вернется с кем-то, перед чьим именем стоит приставка «доктор»… пора пошевеливаться. Он схватил визитку, оставленную Мэлс, и положил ее в бумажник. Затем взял одежду из шкафа и заперся в ванной.
Через десять минут у него были чистые волосы, чистое тело, на нем была простая белая футболка, черная ветровка и свободные джинсы.
По пути к двери он захватил трость, которая, как он полагал, была оставлена для него.
Приспособление комфортно ощущалось в его руке, с ней он начал идти гораздо быстрее. Словно привык пользоваться ею.
Направляясь к лифтам, он ни у кого не отметился, ни с кем не попрощался, не поставил подпись на указанных линиях. Их отдел выписки счетов найдет мужчину, проживающего по адресу, указанному в водительских правах.
Может, он тоже.
***
Крик Эдриана разбудил Джима и вытурил из кровати, его тело приземлилось, приняв боевую позицию. С хрустальным кинжалом в одной руке и пистолетом – в другой, он был готов иметь дело как с человеком, так и с отродием Девины. Пес, не тормозя, залез под кровать с пружинным матрасом в поисках укрытия.
– Я в норме, – сказал Эд. Со всей убедительностью человека с артериальным кровотечением.
Джим завернул за угол с мыслью «Ну да. Разумеется».
В солнечном свете, льющемся сквозь тонкие шторы, ангел выглядел совершенно опустошенным; рассевшись на полу, с темными кругами под глазами, взлохмаченными черными волосами, он трясущимися руками оттянул ворот своей футболки от «Хейнс»[28]. Его пирсинги, эти кусочки металла, окружавшие нижнюю губу, покрывавшие мочки ушей и пронзавшие бровь, были единственными предметами, отражавшими свет. Все остальное казалось лишь живой оболочкой.
Его внутренний свет погас.
Джим подошел к парню и протянул ему руку:
– Пора вставать.
Ангел ухватился за его ладонь, и на мгновение Джим напрягся, неприятная острая боль поднялась по его собственной руке, заставляя инстинкты насторожиться. Но когда он поднял Эда с пола, чем бы это ни было, оно исчезло.
– Ты уже встречался с Найджелом и парнями? – спросил Эдриан, меряя шагами комнату, словно он пытался стряхнуть то, что овладело им.
– Какого черта ради?
– И то верно.
На этой ноте ангел зашел в ванную и запер дверь. После того, как смыли воду в туалете, включился душ, а затем кран над раковиной.
Подойдя к ванной, Джим сел у двери и заговорил сквозь хлипкое дерево:
– Что тебе приснилось.
Когда ответа не последовало, он сжал руку в кулак и постучал.
– Эдриан. Расскажи мне.
Бог свидетель, Девина использовала всяческие изощренные приемы, чтобы получить желаемое. Мысль о том, что она могла взломать потайную дверь в мозгу Эда, пока тот спал, была не из приятных.
Он постучал снова.
Когда ему не ответили, он послал к черту скромность и вторгся в ванную.
Сквозь прозрачную пластиковую шторку для душа он вновь увидел Эдриана на полу, на этот раз под его задом был кафель: он забился в душевой кабине, поджав колени и локти к груди, голова обхватил ладонями. Но он не плакал, не ругался, не разрывался, и, может, как раз это и есть самое страшное. Ангел просто сидел под теплой струей, его огромное тело свернуто в клубок.
Джим опустил крышку сиденья туалета и сел на нее.
