ставить охранять, глядя на две эти рожи….
— Ты чего лыбишься? — Не заметно подошедший Ибрагим присел рядом.
Я молча указал на ворота и стоящих там стражников, и рассказал что видел, он тоже улыбнулся, — Может поспорим?
— На что?
— На медный дирхем, против золотого.
— Ого. Это откуда у нас такие деньги?
— Не всё же только тебе зарабатывать, я ещё кой чего могу.
— Овец пасти ты можешь, — Я откинулся на прохладную ещё после ночи, кирпичную стену и прикрыл глаза.
Рядом послышалось злое сопение, я приоткрыл один глаз, — Ибрагим, ты, когда последний раз в руках кетмень держал? Ты умеешь месить глину и делаешь отличные горшки? Ты воин, и останешься им до конца. Всё что ты умеешь….
Сопение прекратилось, и, я вдруг услышал спокойный, даже какой-то обиженный голос, — Всего лишь хотел поспорить с ним, а он ….
Что он хотел сказать, осталось неизвестным. Подбежавший к нам парнишка, позвал комнату смотреть.
Так себе, ничего интересного, низкий диван с наваленной грудой подушек, вытертый ковер посередине, кривоногий столик. В дальнем углу на подставке медный таз и рядом с ним кувшин с водой. В приоткрытое окно, доносятся звуки со двора.
— Мухаммад, бросим монетку, кому, где спать? — Ибрагим, сбросив у входа суму, рассматривал дверь, проверяя надежность засова.
— Обманешь.
— А как же, без этого нельзя. — И тут же добавил, — Дерьмовый запор, его оттуда ножом поддеть, и к нам зайти, как делать нечего.
— И что? — Я дошел до дивана, опустил свою ношу у изголовья и принялся скидывать подушки на пол.
— А я нож воткну, и тогда хрен кто его откроет, — Послышался легкий треск и удовлетворенный голос Ибрагима, — готово.
И практически сразу возмущенный, — Ну вы посмотрите на него, заговорил мне зубы….
— Не ври. — Я перевернулся на спину, и потянулся, — О — ох, хорошо-то как.
— Чего не ври? — Он присел рядом. — Чем займемся?
— Ты про что?
— Насколько мы здесь останемся, может, стоит поискать в городе домик и пожить здесь, чуток. Отдохнуть, сил набраться. Ты как на это смотришь?
— Я, за. А что делать будем?
— Не знаю, — Он пожал плечами, — Ты, то понятно, лечить пойдешь, а я опять за тобой хвостом ходить буду. — Грустным голосом произнес Ибрагим. Положив подбородок на подставленную ладонь, стал задумчиво изучать рисунок на ковре.
— А тебе не понравилось?
— Как сказать? С одной стороны, вроде бы при деле, что-то делаю, суечусь.
— А с другой?
— Пустое это всё.
— Я понял тебя, старый конь услышал звук боевой трубы и рвется в бой.
Он усмехнулся, — Почти. На твои слова я не обиделся, прекрасно понимаю, что ты прав.
— Какие? — Так хорошо было лежать с закрытыми глазами.
— Когда ты спросил что умею делать. Сейчас мне только и осталось в пастухи идти.
Я могу только в подмастерье идти, принеси, подай. — Он вдруг улыбнулся. И передразнивая чей-то голос, произнес, — Эй, пацан, бери эту хреновину и тащи отсюда до заката.
— Ибрагим!
— М — м. — Отозвался он.
— Чем тебе не нравиться быть моим охранником?
— Как бы тебе сказать….
— Сгинь.
— Чего? — Он в недоумении повернулся ко мне.
— Пошли в город. Найдем домик, с какой ни будь вдовушкой, познакомим тебя с ней….
— А ты отобьешь её у меня, мы с тобой подеремся, и я исполню свою мечту.
— Какую. — Спросил у него, хотя понял, что он скажет.
— Вышибу тебе мозги, похороню и напьюсь на твоей могилке.
— А потом?
— Пойду искать ещё одного ненормального.
— Таких как я не найдешь. — С кряхтением сел, проверил содержимое кошеля, сумку. — Ну что пошли или будем здесь прохлаждаться?
Уже на выходе из ворот караван сарая, мы, с Ибрагимом посмотрев друг на друга, задали один и тот же вопрос, — А два динара за сколько дней?
Два усталых путника шли рядом по узкой городской улочке, пыльной змейкой она извивалась под ногами. Стены, слева и справа, потемневшие от времени доски ворот, с украшением и без. Редкие деревья, немного кустарника и чахлая трава вдоль забора. На встречу попалась только одна тележка которую тащил ослик. Да ещё кто-то одетый как мулла, проехавший на ишаке мимо, он бросил косой взгляд, не одобрительно как-то покачал головой и исчез за спиной. Оглядываться на него никто не стал, и так было всё понятно, время дневного намаза.
— Далеко ещё?
— Ты меня спрашиваешь? Ты же рядом был, когда я расспрашивал чайханщика.
— Не слушал, по сторонам смотрел. Там какой то пацаненок крутился, всё к тебе боком прижаться хотел. Я его пугнул.
— Слушай, а это не он там плетется позади? Только сразу не оглядывайся, спугнешь.
Ибрагим, уронив что-то на землю, нагнулся, поднял и как ни в чем небывало зашагал дальше. — Он самый. Может, спросим?
— Впереди проулок, сворачивай туда, а я прямо.
Через десяток шагов мы разделились, Ибрагим метнулся к стене и прислонился к ней и когда наш преследователь поравнялся, схватил его и прижав к себе зажал рот чтоб он не закричал. Я оглянулся на шум и поспешил туда.
Небольшого росточка, худощавый, черные волосы коротко острижены, чистая, но застиранная до ветхости галабея, разошлась на плече по шву обнажив загорелое тело.
Черные глаза испуганно глядят на меня поверх ладони Ибрагима.
Присев на корточки чтоб быть с ним вровень, начинаю разговор, — Если ты не будешь кричать, он уберет руку, и мы поговорим с тобой. Не будешь?
Мальчишка усиленно замотал головой.
— Отпусти его. — Ибрагим убрал ладонь, и пацан сделал глубокий вздох, потом закашлялся.
Я подождал немного, — Как тебя зовут, и зачем ты идешь за нами?
— Асхат. Я слышал как вы, уважаемый эфенди разговаривали с кривым Фаттахом….
— Это кто такой?
Он посмотрел на меня с легким недоумением, — Ну, он чайханщик.
Я кивнул головой, соглашаясь. — Продолжай.
— Так вот, я слышал, что вы спросили про дом, который вы хотели купить. — И скосил глаза на Ибрагима, — А этот дед мне нож показал и страшную рожу скорчил. Ну, я отошел, подождал, когда вы пойдете, и побрел вслед за вами.
