рыдания.
— Джон! А я бы так хотела, чтобы кто-нибудь когда-нибудь попросил меня выйти замуж! — воскликнула я с болью и надеждой…
Но Джон молчал.
— Ты просто хочешь побыть вдали от меня? — снова спросила я.
— Пойми, Джен, я это делаю не для того, чтобы причинить тебе боль…
— Но, тем не менее, это так!
Он вдруг резко согнулся, закрыв свое лицо руками:
— Джен! Я с тобой, потому что я решил. Я не хотел бы, чтобы получилось так, что… что я… испортил кому-то жизнь… Я хочу, может быть, даже когда-нибудь умереть один!..
Я видела, как слезы блеснули у него на глазах.
— Но ты вмешал меня в свою жизнь, — проговорила я еле слышно.
— У тебя есть выбор, Джен… Я был близок к тебе… И не стану ближе оттого, что священник провозгласит нас мужем и женой…
— Но почему ты не можешь взять меня туда, куда идешь? — спросила я.
— Я должен идти туда один… Туда ходит каждый один…
Что-то больно шевельнулось в моем сердце, когда я услышала эти слова. Какой-то неясный трепет, чье-то леденящее дыхание.
— О чем ты говоришь, Джон? — воскликнула я, бросившись к нему на грудь. — Мне страшно.
Он тихо коснулся губами моих волос.
— Обещай мне, что ты не будешь встречаться с Эдвардом Рочестером… после того, как я уеду… Обещай, что ты пока, ненадолго, уедешь отсюда, к Ханне, например… Пока меня не будет…
— Но почему? Почему? Ты хочешь ограничить мою свободу?
— Я никогда не вмешивался в твою свободу, Джен, — с грустью сказал он.
— Я нуждаюсь в. тебе… но что же мне делать? Как жить дальше?.. Я вынуждена ничего не ждать от тебя… Значит, я свободна, ведь это так, чего же ты хочешь, Джон? — воскликнула я в отчаянии.
Он прижался к моим губам с такой нежностью и трепетом, что мне сделалось страшно… Снова что-то холодное тронуло мое сердце.
— Ты нужен мне, Джон, — проговорила я.
— Не надо… Не надо… А если я вдруг умру?.. Голос его прозвучал с такой поразительной ясностью, словно он сам выносил себе приговор.
Я сделала над собой усилие, чтобы не закричать от сковавшего душу ужаса.
Джон заметил мое волнение и с улыбкой сказал:
— Только ты не должна видеться ни секунды после моего отъезда с Рочестером! Даже для того, чтобы дать ему развод…
— Джон, неужели ты считаешь, что я могу влюбиться в него?
— Нет.
— Тогда нет никакой причины, чтобы мне с ним не встречаться…
— Почему ты не соглашаешься бросить эту затею? — спросил он.
— Потому что я научилась тем вещам, которым ты еще не научился… И я должна буду встретиться с ним хотя бы для того, чтобы решить наши денежные вопросы… касающиеся фермы.
— Но ты не можешь себе представить, насколько это важно для меня, — с грустью сказал Джон. — Я не просил бы тебя об этом, если бы не чувствовал, что именно так тебе делать не следует. Все, что связано с тобой, Джен, — это самое лучше из того, что я помню. Я отдаю тебе все, что имею, я отдаю тебе часть своей души.
Он несколько раз поцеловал меня, прежде чем закатилось за горизонт ярко-алое солнце.
Вернувшись домой, я долго расхаживала по веранде, тяжелое чувство давило мою грудь.
— Что с вами, миссис Рочестер? — услышала я голос Раджа.
Как никогда, я обрадовалась его появлению. Взволнованная и возбужденная странным отъездом Джона, я порывисто схватила Раджа за руку.
— Ты знаешь, Радж, что сказал он мне, перед тем как уехать? Он сказал, что все время ждал от меня только нескольких слов, сказанных с теплом и любовью. Слов, которых я так и не произнесла… Он говорил: как хорошо, если бы ты когда-нибудь пришла совсем босая, прижалась к моей груди и сказала: «Возьми меня на руки и покажи мне все — сверху! С тобой мне будет не страшно и хорошо!» Вот имя того ребенка, которого я не смогла родить, как царская дочь Притха в твоей сказке, Радж, — сказала я. — Только теперь я понимаю это.
Радж молча налил мне кофе и сказал:
— Сегодня вождь Шибу предсказал наводнение… Значит, так оно и будет… Что уготовано нам Всевышним, то мы не можем изменить.
— Я хочу завтра уехать, Радж, ненадолго. Пока Джон не вернется. Он просил меня об этом. Пожалуйста, присматривай за фермой.
— Хорошо. Все будет в порядке.
— Если я понадоблюсь тебе, Радж, как ты найдешь меня? Я пришлю тебе свой адрес.
— Не надо, миссис Рочестер. Я найду вас по звездам, и по пламени того костра, который вы оставите на своем пути.
— Спасибо тебе, Радж, — сказала я.
Глава 30
На следующее утро я покинула дом барона Тави, строго наказав слугам и Раджу никому не сообщать мой адрес, и всем запретила писать мне…
Без багажа, взяв с собой лишь несколько книг, краски и бумагу, я уехала верхом в горы, туда, где лесные долины были залиты голубым небесным светом…
Я сняла в одной из индийских семей комнату с бедной обстановкой и жила, как жили окружающие меня люди. Я была рада тому, что среди них никто не знал ни моего настоящего имени, ни моей жизни…
Преодолев любопытные и несколько насмешливые взгляды индусов, я работала вместе с ними на полях и в садах, в изнеможении таскала корзины, полные спелых плодов, ухаживала за чайными кустами…
Копая землю, я умывалась в ручье, засыпая и вставая с зарей, питаясь тем же, что ели все индусы. Иногда я уходила в лес, в ослепительной громаде которого с печалью рассматривала свой внутренний мир так, как учил меня Джон, так, как смотрят на драгоценный сосуд, случайно треснувший. Как ни уставала, как ни томилась я среди этого незнакомого мне мира, где одинаково принимали радость и печаль, где порыв заменял желание, где по-другому, чем я, смотрели на горы, цветы, листья, на зверей и птиц, я все же в глубине своей души оставалась прежней Джен Эйр, ничего не утратив; изнывая под тяжестью спелых фруктов, шла по плантациям так же, как входят в храм.
Я узнала лучше людей, которые меня окружали, были среди них достойные уважения и доверия люди, от меня, в свою очередь, они получили часть тех знаний, которые накопила моя душа за все годы.
Я учила грамоте и английскому языку детей индусов, врачевала раны, рассказывала им о Христе и о Святой деве Марии.
В стране, где почитали всех богов, в стране с множеством религий слушали меня с трепетом и пониманием, и я чувствовала себя почти счастливой.
Я загорела, руки мои от непривычной работы на чайных плантациях и в садах огрубели и стали портиться, но я следовала к намеченной своим сердцем цели с упорством страдающего бессонницей человека, который, повернувшись лицом к стене и отсчитывая до ста, готов еще и еще повторять счет, чтобы только заснуть.
Так шла неделя, другая, на третьей я почувствовала, что всем сердцем полюбила эту раскинувшуюся
