гласит знаменитая история, был вынужден написать целый роман за месяц. Из-за быстроты, с которой создавался «Игрок», книга выглядит своего рода наброском или моментальным снимком, отражающим попытку писателя справиться с той затягивающей пустотой, что он увидел в себе, играя в рулетку. С первых же фраз романа мы оказываемся в гуще событий; источник читательского напряжения — Сокрытие Ключевой Информации (правда, местами создается впечатление, что эта информация скрыта и от самого автора). В очень неопрятном фантастическом антураже мы видим постояльцев большого отеля: не слишком спаянную семейную группу отчаявшихся русских, а также нескольких прихлебателей и праздношатающихся разных национальностей. Рассказ ведется от лица Алексея Ивановича, домашнего учителя младших детей в семье, отчаянно, хоть и несколько неубедительно, влюбленного в старшую дочь Полину, сердечные пристрастия и мотивы поступков которой остаются туманными на протяжении всей книги. Романтические невзгоды Алексея Ивановича, как и денежные трудности семьи, — это для литературы xix века вещи в общем-то шаблонные. По-настоящему живые, яркие, эмоционально насыщенные сцены романа происходят в казино. Стоицизм игроков-джентльменов; низость вьющихся вокруг них советчиков-поляков; родственное чувство Алексея Ивановича к «корыстной грязи» в других игроках; овладевающая им лихорадка, когда он теряет власть над собой и начинает делать ставки бездумно, автоматически; общая атмосфера безумия, потеря чувства времени — все это передано вдохновенно. В «Игроке», как и во всех своих более поздних произведениях, Достоевский почти перегибает палку, живописуя нигилизм, давая ему слово. Богатая старая русская барыня садится за рулеточный стол, и вскоре этот стол превращает ее состояние и огромный повествовательный потенциал, который в нем заключен (на него можно перестроить деревенскую церковь, за его счет можно обеспечить независимость внучки и послушание племянника) в кучку совершенно абстрактных, легко утрачиваемых фишек. Старая барыня, пишет рассказчик, «не дрожала снаружи», а «дрожала изнутри»; весь мир исчез — остался только стол. Точно так же когда Алексей Иванович перестает играть на Полинины деньги и отправляется в казино играть на свои, он мгновенно забывает о мучившей его день и ночь любви к Полине. Да, ведет его в казино преданность Полине, желание ее спасти, но, едва он оказывается в плену своей страсти, остается только один источник интриги, и никакой истории больше нет:
…но я уже едва вспомнил о том, что она мне давеча говорила, и зачем я пошел, и все те недавние ощущения, бывшие всего полтора часа назад, казались мне уж теперь чем-то давно прошедшим, исправленным, устаревшим…
То, что происходит с героем, происходит и с самой книгой. Здание традиционного романа xix века, где имеет значение, получит ли генерал наследство, как французский национальный характер отличается от английского и в кого тайно влюблена юная красавица Полина, рушится до основания под натиском современной истории о пагубном пристрастии.
В конце романа Алексей Иванович по-прежнему в долине Рейна, его безумие уступило место раскаянию и отвращению к себе, но это лишь прелюдия к следующей вспышке безумия. Творец Алексея Ивановича, однако, нашел в себе силы покинуть Германию и засесть за работу; в скором времени он написал «Записки из подполья» и «Преступление и наказание». Для Достоевского, как и для таких его нынешних литературных наследников, как Денис Джонсон, Дэвид Фостер Уоллес, Ирвин Уэлш и Мишель Уэльбек, невозможность бесконечно нажимать на клавишу «удовольствие», неизбежность некоего хмурого и покаянного рассвета — это та брешь в нигилизме, сквозь которую может просочиться, чтобы вновь заявить о своих правах, человеческое повествование. Конец запоя — это начало повести.
Ты уверен, что ты сам не дьявол?
Элис Манро всерьез претендует на статус лучшего современного писателя Северной Америки, но за пределами Канады, где ее книги — бестселлеры номер один, круг ее читателей всегда был невелик. Рискуя выглядеть просителем за очередного недооцененного автора (возможно, вы научились распознавать подобные просьбы и уклоняться от них — точно так же как научились не открывать писем из массовой рассылки определенных благотворительных учреждений? «Очень вас просим, подайте на бедность Дон Пауэлл…[62] Ваше пожертвование — всего пятнадцать минут в неделю — поможет поставить Йозефа Рота на заслуженное место в современном литературном каноне…»), я хотел бы покрутиться вокруг последней чудо-книги Манро — сборника «Беглянка» — и высказать кое- какие догадки о том, почему ее слава так разочаровывающе отстает от совершенства ее прозы.
1.
Проблема в том, что многие покупатели серьезной художественной прозы, похоже, решительно предпочитают лирические, трепетно-доверительные, псевдолитературные вещи.
2.
Ее тема — люди. Люди-люди-люди. Если вы читаете художественное произведение на какую-нибудь богатую тему — скажем, об искусстве эпохи Возрождения или о важной главе в истории нашей страны, — вы можете быть уверены, что проводите время с пользой. Но если действие происходит в современном мире, если заботы персонажей вам не чужды и книга так вас заняла, что вы не можете ее отложить, хотя уже пора спать, возникает подозрение, что автор вас просто-напросто развлекает.
3.
А еще она отказывается резюмировать самое важное и драматичное, придавать ему удобную опосредованную форму. А еще ей дорого обходятся сдержанность по части риторики, тончайший слух на живую речь и почти патологическое сочувствие к своим персонажам — из-за всего этого ее авторское «я» на много страниц подряд уходит в тень. А еще она приятно улыбается с обложек своих книг, давая понять, что читатель ей друг, а не строит хмурую мину, которую считают признаком подлинно серьезных литературных намерений.
4.
В Стокгольме явно считают, что Нобелевку по литературе уже получило чересчур много канадцев и слишком много авторов, пишущих только рассказы. Сколько можно!
5.
Взять, к примеру, Билла Клинтона: вот он написал книгу о себе — как интересно! Как интересно! Интересен уже сам автор — может ли быть лучшая кандидатура, чтобы написать книгу о Билле Клинтоне, чем сам Билл Клинтон? — и, кроме того, у всех есть мнение о Билле Клинтоне, все задаются вопросами, что Билл Клинтон в новой книге сообщает о себе и о чем умалчивает, почему он выпячивает одно и опровергает другое, и ты глазом не успел моргнуть, а рецензия уже практически написалась.
А кто такая Элис Манро? Отдаленный поставщик очень больших личных удовольствий. И поскольку мне неинтересно освещать то, как продается ее новая книга, поскольку мне не хочется развлекать читателя колкостями на ее счет и не хочется рассуждать о конкретном смысле ее новой работы (это трудно сделать, не раскрывая сюжетов), я, пожалуй, удовлетворюсь тем, что подкину издательскому дому «Альфред А. Кнопф» пару милых фраз для обложки:
