хочется уничтожить их?
Сэр Клаудиус ответил:
— Вероятно, этот человек с раннего детства ненавидит своего отца и завидует ему. Так же относится он и к сестре. Но подавляет эти чувства. К несчастью, вся агрессия перенесена на людей, которые обладают ненавистными ему способностями и качествами. Таких индивидуумов можно понять, лечить и простить их.
— Я не могу простить его. Я должен его остановить.
Сэр Клаудиус внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Вы должны быть абсолютно уверены в фактах. Пока — это только догадки. Он общественный деятель с положением. А вы предъявляете ему слишком серьезные обвинения. Вам нужны железные факты. Иначе скажут: вы объясняете случившееся злым вмешательством — чтобы уйти от осознания своей внутренней неудачи. Своего рода астма сознания.
Я вздохнул.
— Психологи воспринимают просто — хоть что-нибудь?
Он покачал головой:
— Мало что объясняется просто.
— Я добуду факты. И начну сегодня же. — Я встал. — Спасибо, что вы согласились принять меня и выслушали столь терпеливо. И приношу искренние извинения по поводу вашего гольфа.
— Не так уж я и опоздаю, — успокоил он меня. На пороге, пожимая мне руку, он предупредил: — Роберт, будьте осторожны. Действуйте с оглядкой. Если вы правы насчет Кемп-Лора — а очень возможно, что так оно и есть, — вы должны обращаться с ним осмотрительно. Заставьте его лечиться. Не загоняйте человека в угол. Его душевное здоровье может оказаться в ваших руках.
Я сказал резко:
— Не могу смотреть на него с ваших позиций. Мне он кажется не больным, а негодяем.
— Где кончается болезнь и начинается преступление… Об этом спорят веками, и нет двух людей, придерживающихся одного мнения. Но будьте осторожны. И привет родителям! — Он улыбнулся и захлопнул дверь.
Свернув за угол, я сперва отправился в пахнущую чистотой парикмахерскую и с удовольствием побрился. Потом в кафе поблизости заказал тройную порцию яичницы с беконом. И наконец стал размышлять над тем, где и как откопать железные факты.
Ясно, что фактов, которых я смогу добыть — крайне мало. И раскапывая их, я должен буду преодолеть барьеры жалости и презрения. Лекарство горькое. Но если я хочу вылечиться, придется его проглотить.
Из кафе я позвонил Тик-Току.
— Ты сегодня занят?
— Сделай одолжение, друг, не задавай неприятных вопросов с утра. А ты?
— Ублюдок, вот ты кто. Мне машина нужна.
— Если ты задумал броситься на ней в море — не дам.
— Ничего похожего.
— Рад это слышать. Но если все-таки надумаешь бросаться — дай мне знать, я составлю компанию. — Тон у него легкий и шутливый. Но скрытое за ним отчаяние не нуждается в комментариях.
— Я хочу навестить конюшни… — начал я.
— Какие? — перебил он.
— Некоторые… Примерно шесть, если не считать конюшни Эксминстера и Келлара. Но туда тоже придется проникнуть.
— Ну и храбрец же ты! — воскликнул Тик-Ток.
— Спасибо. Ты, пожалуй, единственный во всей стране, кто так считает.
— Прости! Я не хотел!..
Я засмеялся.
— Брось! Где сейчас машина?
— За окном. Но сегодня нет смысла ехать — все тренеры будут на скачках.
— Надеюсь, что так.
— Что ты затеял? — подозрительно осведомился он.
— Восстановить поруганную славу рода Финнов. Я успею на поезд десять десять. А ты встретишь. Идет? — И я положил трубку, не обращая внимания на его протесты.
В Ньюбери, на станции, он уже ждал меня. Одет в щегольской, затянутый в талии пиджак для верховой езды, длинный, как в восемнадцатом веке. И еще невероятно узкие галифе из рубчатой ткани.
Пока я оглядывал его с ног до головы, он наслаждался с иронической усмешкой.
— А где же шейный платок, кружевные манжеты и шпага?
— Я человек завтрашнего дня. Вместо шпаги при мне «моментальная защита против радиации. Будьте готовы встретить опасность», — рассмеялся он, процитировав рекламу.
У юного Тик-Тока безошибочно реалистический взгляд на мир.
Он уселся за руль.
— Куда едем?
— Едем, но без тебя!
— Нет, машина наполовину моя. И я еду, куда и она. — Он твердо решил, это было ясно. Так командуй!
— Ну ладно… — Я выудил из кармана список, составленный в поезде, и показал ему. — Вот те конюшни, в какие я хочу попасть. В таком порядке, чтобы поменьше было обратных прогонов, но и так езды предстоит много.
— Ого! Хэмпшир, Суссекс, Кент, Оксфорд, Лестер и Йоркшир. А сколько ты собираешься пробыть в каждом месте? Нет, в один день этого не одолеть! Ты и так выглядишь усталым.
Я действительно чувствовал себя усталым, но меня смутило, что это так заметно. Я-то полагал, что бритье, завтрак и возвращение веры в себя скомпенсируют опустошения предыдущих дня и ночи.
— Махнем сначала в Кент, а по дороге расскажешь, зачем мы едем. — Он спокойно включил зажигание, и мы двинулись. Сказать по правде, я был рад его обществу.
Мы собрали свои вещички, и Тик-Ток направил тупой нос «мини-купера» в сторону первой по списку конюшни Корина Келлара в Хемпшире.
— Ну, валяй, выкладывай.
— Нет. Я не буду тебе ничего объяснять. Смотри и слушай. А потом сам мне скажешь.
— Ну и тип же ты! Надеюсь, ты учитываешь, что мы оба сейчас, мягко говоря, не в числе тех, для кого стелют красные ковры?
— Смотри лучше на дорогу, — посоветовал я.
— Я, верно, никогда тебя не раскушу. Мне казалось, что тебе очень трудно… Но встретил тебя сегодня — и мне самому стало веселее. — Насвистывая, он нажал на акселератор.
К обширным, хорошо ухоженным конюшням Корина мы приехали в тот момент, когда конюхи чистили лошадей после второй утренней выездки. Артур, главный конюх, нес через двор ведро овса. Привычная морщинистая улыбка, которой он всегда приветствовал меня, появилась было у его глаз, прежде чем он вспомнил. И приветливость сменилась замешательством.
— Хозяина нету. Он на скачках.
— Знаю. Могу ли я потолковать с Дейви?
Дейви — конюх, который ухаживал за Трущобой.
— Думаю, что да, — с сомнением ответил Артур. — А скандала не будет?
— Нет. Не будет никаких неприятностей. Где он?
— Четвертое стойло от конца по этой стороне.
Мы с Тик-Током отправились туда и нашли Дейви.
Он чистил солому вокруг Трущобы. Он был плотным шестнадцатилетним парнем, с огненно-рыжими
