комсомола, ни партии, как чи-его формальных организаций. Во-вторых, уничтожал ту реальную силу, которая могла бы помешать ему в его планах. За авторитетными боевыми партийными и комсомольскими вожаками люди пойдут, за неавторитетными формалистами никогда!
Но на «Сторожевом» была еще одна неформальная, но достаточно влиятельная организация — «клуб годков». Как быть с ней? Разумеется, что и старослужащие были людьми совершенно разными. Одни из них уже готовились к будущей учебе и карьере на гражданке, вторые мечтали о том, как расслабиться дома после трехлетней флотской службы. Вот на эту вторую категорию и рассчитывал Саблин.
Поэтому, вынашивая планы захвата власти на корабле, Саблин просто не мог оттолкнуть «годков», которых при определенных условиях можно было сделать если не единомышленниками, то хотя бы временными союзниками. Для этого надо было лишь выполнить несколько условий:
— С момента прихода на корабль борьбу с «годковщиной» перевести в формальное русло.
— Всячески повсеместно неофициально поддерживать наиболее авторитетных лидеров среди старослужащих, выделяя их из общей среды, признавая их авторитет, повышая их значимость как в собственных глазах, так и в глазах окружающих.
— Морально и идейно готовить этих лидеров к предстоящим событиям по захвату власти на корабле. Внушать им, что они — внуки революционных балтийских матросов и теперь пришел их черед встать в авангарде новой революции.
— Внушить «годкам», что всю ответственность за устроенную бузу будет нести исключительно замполит, а все остальные останутся ни при чем.
— Объявить с началом мятежа о немедленном и поголовном увольнении в запас всех «годков», без учета всех их былых провинностей.
— Дать «годкам» (как, впрочем, и всем остальным членам экипажа) обещание, что он гарантирует безопасность членам их семей.
Разумеется, все саблинские гарантии о том, что вся вина за совершаемое будет лежать только на нем, что членам семей мятежников гарантирована безопасность, и гроша ломаного не стоят. На самом деле, готовя свою революцию, Саблина нисколько не заботила судьба поверивших ему людей, а уж тем более судьба их близких. Иначе он просто бы никогда не «подставил» этих людей. На самом деле Саблин в своих обещаниях откровенно блефовал, понимая, что если ему и поверят, то очень ненадолго. Но надолго его операция рассчитана и не была: главное — успеть захватить корабль, направить его в международные воды, дать радиограмму-ультиматум в адрес Брежнева, а далее уже действовать по обстановке.
Заметим, что Саблин планировал использовать «годков» не стихийно, а создав из них особые «боевые группы». Относительно того, что Саблин планировал создание на корабле «боевых групп», а может; даже и успел их создать, это вовсе не моя досужая выдумка. В протоколах уголовного дела я нашел весьма любопытные заявление матроса Шейна, сделанное им на допросе о том, как Саблин готовился к мятежу в последние дни: «В каждой боевой части имеется по 4—5 человек, которых Саблин готовил заранее к этому выступлению».
Когда во время очередного допроса Саблина следователь попросил его разъяснить заявление Шейна о предварительном создании боевых групп, Саблин ответил так: «Такого не было. Почему Шейн сделал такое заявление, я не знаю». Больше следователь к этому вопросу уже не возвращался.
Почему? Объяснение очень простое. Сверху к этому времени уже, видимо, была дана команда не раздувать из мятежа «Сторожевого» громкого дела с массой обвиняемых, обойтись минимумом, а остальных припугнуть и простить. Поэтому Добровольский, немного подстраховавшись на всякий случай, дескать, Шейн говорил, но Саблин-то опровергал, спустил тему «боевиков» на тормозах. Так было удобнее для всех.
Что касается меня, то в данном случае я больше верю Шейну, и вот почему. Во-первых, уровень интеллекта Шейна не позволил бы ему такое придумать самому. Но дело даже не в этом.
Принимая во внимание, что Саблин не был конченым идиотом и тщательно готовился к своему выступлению против советской власти, он просто не мог пустить дело на самотек. Свое выступление
Саблин готовил много лет, просчитывая буквально каждую деталь. Как профессиональный корабельный офицер он не мог не понимать, что, не имея надежных, заранее подготовленных единомышленников, захватить и удержать в своей власти большой боевой корабль вряд ли получится. Конечно, создавать единую большую группу людей, посвященных в его планы, также было смертельно опасно. Не говоря уже о возможном предательстве, даже неосторожное слово одного из членов группы привело бы к неминуемому краху, так как особый отдел дивизии имел на кораблях своих осведомителей.
Поэтому единственный возможный путь был следующий. В каждой боевой части выбрать по несколько человек, готовых к «бузе», потихоньку их обрабатывать и готовить к мятежу, не посвящая ни в какие конкретные планы. При этом никто из отобранных старшин и матросов не должен был знать, что рядом с ним в таком же ключе еще кто-то обрабатывается. При этом сами члены этих групп, по-видимому, так до конца и не поняли, зачем их так «по отечески» опекал замполит. Будущих боевиков Саблин использовал, что называется, «втемную». По моему мнению, боевые группы в БЧ, скорее всего, были все же созданы. Другое дело, что в интересах конспирации они документально оформлены не были.
То, что Саблин впоследствии будет категорически отрицать факт организации боевых групп, тоже понятно. Одно дело изображать из себя наивного романтика Дон Кихота, который «честно» и «открыто» просит экипаж помочь ему выступить по Центральному телевидению. И совсем иное дело предварительная подготовка боевых групп для захвата власти на корабле и для проведения репрессий по отношению неприсоединившихся. Так что верить признанию Шейна о существовании на «Сторожевом» нескольких групп «саблинских боевиков» имеются все основания.
Заметим, что при организации боевых групп Саблин предусмотрел, чтобы никто из отбираемых старшин и матросов в их состав не должен был знать, что рядом с ними еще кто-то обрабатывается.
То, что в боевые группы должны были входить прежде всего «годки», имело свою логику. Во-первых, «годки» хорошо знали технику и в крайнем случае могли некоторое время ее эксплуатировать без офицеров и мичманов (прежде всего это было важно для БЧ-5 и БЧ-4), кроме этого, «годки» пользовались наибольшим авторитетом среди личного состава, и матросы младших призывов никогда против них бы не выступили. Наконец, в-третьих, относительно «годков» у Саблина имелся реальный механизм управления ими — объявление о более раннем увольнении в запас в случае помощи. Кстати, именно о последнем и говорил Саблин на собрании «годков» в начале мятежа. Подтверждается версия Шейна и действиями во время мятежа группы «годков» под началом Са-ливончика. Ведь совсем неслучайно впоследствии «годки» вдруг вовремя появились в офицерском коридоре (когда офицерами и мичманами была предпринята первая попытка ареста Саблина) и сразу же бросились его освобождать, неслучайно «годки» беспрекословно выполняли приказания Саблина по избиению офицеров и посадке их под арест. Затем эта же группа «годков» отконвоировала ранее запертых офицеров из одной агрегатной (где они отключили питание на РЛС) в другую, другая же группа старослужащих предотвратила освобождение командира мичманом Савченко.
Был в привлечении «годков» и чисто психологический расчет. Ну кто из двадцатилетних пацанов, которым уже поднадоела нелегкая и однообразная корабельная служба, откажется завершить ее участием в таком интересном и увлекательном деле, как побег корабля в Кронштадт во имя выступления замполита по телевидению! Ведь это прежде всего потрясающее приключение, которого у них еще никогда не было и уже никогда не будет, да и всю ответственность за него берег на себя замполит. Во-вторых, после выступления замполита по телевидению их корабль сразу станет знаменитым на всю страну, и домой они вернутся в ореоле славы и уважения своих сверстников и сверстниц. Почему бы в этом случае и не побузить?
Вот слова, сказанные «годком» Буровым подручному Саблина матросу Шейну на его сообщение о затеянном замполитом мятеже: «Люблю такие заварухи».
В ноябре 1975 года «годками», то есть служащими по третьему году службы, были матросы призыва ноября 1972 и мая 1973 годов. Первым оставалось до увольнения в запас какой-то месяц-полтора, вторые с уходом первых приобретали всю неформальную власть в своих коллективах и очень ждали этого момента.
