с капитализмом. Общественные отношения должны развиваться и совершенствоваться. Необходимо изжить бюрократизм, разрыв между высшим и низшим окладами, активизировать работу комсомола. Надо добиться, чтобы в КПСС принимали больше рабочих и крестьян. Нас не удовлетворяет порядок боевой подготовки, и занятия по специальности плохо организованы. Я сказал, что еще выступлю перед рядовым личным составом, после чего начнем подготовку к бою и походу, затем снимемся и выйдем в Балтийское море. С моря дадим телеграмму Главнокомандующему, чтобы он обратился в ЦК за разрешением одному члену экипажа выступить по телевидению ежедневно по 30 минут до 1 мая 1976 года. После положительного ответа идем на Кронштадтский рейд и должны потребовать, чтобы телеаппаратуру доставили на корабль для выступления. После нескольких передач нам следует перейти в Ленинград и там встать у пирса. По телевидению я намерен был выступать сам».
Когда Саблин держал речь, мичман Житенев подал реплику, что он выступает как академик Сахаров, Саблин проигнорировал это замечание. Но того же мнения, что и Житенев, придерживался и небезызвестный мичман Бородай, который начиная с 90-х годов пытается героизировать Саблина, а заодно и себя самого. На допросе же 10 ноября 197S года он показал: «Я начал анализировать его выступления, и у меня сложилось убеждение, что Саблин повторяет во многом слова Сахарова, Солженицына и дикторов зарубежных радиопередач ‘Толос Америки”». Сам же Саблин, комментируя на суде подобные заявления, однозначно ответил: «Нет, Сахарова и Солженицына я не имел в виду».
После этого, ошарашенные всем услышанным, офицеры и мичманы начали задавать Саблину вопросы.
Заметим, что на допросе 10 ноября 1975 года Саблин пытается исказить картину, происходившую в кают-компании мичманов, и «вспоминает» всего лишь о двух вопросах: «Мне задали вопрос: “Что будет с нашими семьями?” На это я ответил, что семьи не должны пострадать. “Поддерживает ли командир?” На это я ответил, что командир закрыт в посту. “Есть ли смысл выступать по телевидению и вряд ли нас поймут?” Я на это ответил, что надо выступать так, чтобы нас поняли. Кто конкретно вопрос задавал, сейчас не могу вспомнить».
В своих показаниях Саблин, мягко говоря, не совсем честен. Так, по показаниям мичмана Калиничева, это он спросил Саблина: «Как к этому относится командир и где сейчас он находится?»
Ответ замполита был совсем иной, чем в его показаниях на допросе. По словам находившихся в кают-компании офицеров и мичманов, на вопрос Калиничева Саблин ответил следующее:
— Командир полностью меня поддерживает и разделяет мои взгляды. В настоящее время он находится у себя в каюте и отдыхает, поручив мне заниматься данным вопросом.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Личный состав не знал, что командир арестован, а когда это стало известно, предпринял все возможное, чтобы его освободить. Но вскоре по корабельной трансляции последовала команда: “Офицерскому и мичманскому составу собраться в кают-компании”. Первое, что спросили офицеры у замполита: “Где командир?” — “Командир приболел. Лежит в своей каюте. Он меня поддерживает. Мне поручил выступить перед вами”, — соврал Саблин».
Известие о том, что не только замполит, но и командир ратует за выступление по телевидению, произвело на офицеров и мичманов должное впечатление. Все были в полном смятении. Не понимая толком происходящего, они, однако, чувствовали определенную незаконность действий. Несколько успокаивало лишь то, что, по словам Саблина, всю ответственность за происходящее он берет на себя, к тому же его (по словам Саблина) поддерживает и командир. Да и чего волноваться, когда у замполита одна просьба — выступить по телевидению о том, что не все у нас еще ладно и как сделать так, чтобы жить стало лучше. Что в том крамольного?
Следствие восстановило, какие вопросы, в каком порядке задавались в кают-компании мичманов и какие ответы на них были получены.
Итак, первым вопрос задал мичман Житков:
— А не является ли Ваше выступление изменой Родине?
Саблин:
— Нет, не является. Это чисто политическое выступление!
Не удовлетворенный таким ответом Житков начинает говорить, что именно политическое выступление — это и есть измена. Но его резко обрывает Саблин:
— Времени для дискуссии у меня нет! Можно только задавать вопросы!
После этого он зачитывает собравшимся в кают-компании текст 64 статьи Уголовного кодекса РСФСР: «Статья 64. Измена Родине, а) Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества».
После этого Саблин разъясняет, что его действия не попадают под эту статью.
Вопрос:
— Зачем Вы дали пистолет Шейну? Это же преступление...
— Он без патронов, — ответил Саблин.
Затем кем-то из собравшихся был задан следующий вопрос:
— Что ждет родственников тех, кто согласится участвовать с Вами?
Ответ Саблина:
— Я дам радиограмму Главнокомандующему ВМФ с требованием не трогать наших родственников!
Старший лейтенант Фирсов:
— Представляете ли Вы все последствия затеваемой вами авантюры?
Этот вопрос Саблин оставил без ответа.
Лейтенант Овчаров:
— Вы выступаете от себя или от какой-то организации?
Ответ Саблина:
— Я выступаю от себя лично, но думаю, в стране и на флоте меня многие поддержат.
Далее кто-то спросил:
— Что Вы намерены делать в случае невыполнения Ваших требований?
Ответ Саблина:
— При экономном использовании топлива и продовольствия их хватит на 5 суток. После этого будем останавливать все проходящие мимо суда и просить помощи.
Этот ответ вызывает недоумение у собравшихся, и кто-то уточняет:
— У всех или только у иностранных?
Ответ Саблина:
— У всех, кого встретим.
Затем лейтенант Садков попытался призвать Саблина к партийной совести:
— Как же Вы можете такое предлагать, Вы же член КПСС!
На это Саблин ответил так:
— Я считаю, что по убеждениям не могу быть членом КПСС, но вопрос о моем членстве должна решить партийная организация.
В это время в примыкающей к кают-компании кинобудке произошло какое-то шевеление.
Капитан-лейтенант Прошутинский:
— Там кто-то есть!
По версии Саблина, на это он ответил:
— Там свой человек!
По версии остальных участников событий, он ответил так:
— Там мой человек, и он вооружен.
Согласитесь, что разница в вариантах ответа принципиальная.
Любопытно, что по ходу следствия Шейн несколько по-разному интерпретировал приказ Саблина
