— Да. Ему сделали операцию. Все хозяйство на прежнем месте. Подшили, подлатали, но орган больше работать не будет. Это мы сделать не в силах. Скорее всего, ему придется оперироваться в Москве. Там можно поставить протез, но это стоит больших денег. Еще его разбил паралич на нервной почве. Лежит под капельницей. Состояние средней тяжести.
— Ну и чудненько, — улыбнулась я.
Валерьяныч налил кофе и громко рассмеялся:
— Ну ты, Янка, даешь, у нас здесь по всей больнице хохот стоит. Только здесь версия такая, будто в больницу пробрался онанист и напугал одну пациентку среди ночи. Она подскочила с кровати и с перепугу откусила ему хозяйство. К нему даже из милиции приходили, хотели дело завести. Вкатили штраф за онанизм в общественном месте. Со всех палат бегают посмотреть на покалеченного онаниста. А он, оказывается, никакой не онанист, а твой обидчик. Больше тебе нечего бояться!
— Не все так просто, Валерьяныч, он не один. Местонахождение еще одного икса мне неизвестно, но он где-то рядом. Послушай, мне нельзя здесь лежать, это опасно. Появится другой онанист. У меня есть место, где я смогу отлежаться. Мне не совсем хорошо. Вы делали мне операцию, вы знаете мой организм, как никто другой, посмотрите мои раны и скажите правду о моем здоровье.
— Хорошо, надень халат, бахилы, колпак и быстро пройди в перевязочный кабинет.
В перевязочной Валерьяныч стал осторожно снимать мою повязку.
— Да, Яна, по подиуму тебе теперь не ходить, останутся шрамы. Открытые купальники ты теперь точно демонстрировать не сможешь. Хотя современная медицина творит чудеса. Думаю, что в Москве, в отделении пластической хирургии, там, где ты делала свои груди, тебе смогут помочь.
— А как вы узнали про груди?
— Я хирург, Яночка, и хорошо знаю женское тело. Они сделаны просто великолепно и наверняка стоят сумасшедших денег. На сосках видны еле различимые рубцы, практически незаметные для простого глаза. Так вот, возможно, там же тебе помогут с рубцами. В последнее время их убирают лазером. Асейчас мне придется обколоть тебя новокаином и почистить раны. Они немного запущены.
Процедура была долгой и неприятной. Я корчилась от боли, но героически терпела.
— Ну вот и все. В принципе все не так плохо. Перевязка каждый день обязательна, в противном случае начнется нагноение, и тогда тебя уже никто не спасет. У тебя есть человек, который сможет перевязывать, или ты будешь приезжать сюда?
— Нет, приезжать я не буду.
— Хорошо, но ты сможешь показаться через неделю?
— Смогу. Давайте ровно через неделю в это же время.
Валерьяныч дал мне с собой несколько пачек таблеток и пару упаковок новокаина.
— Не переживай, — подбодрил он меня, — тело молодое, сильное, все заживет. Старайся следить за своим здоровьем и больше не попадать ни в какие экстремальные ситуации. У тебя их и так предостаточно. Единственное, что может остаться, это боли в спине, здесь уж ничего не сделаешь. Может, на погоду, может, на низкое атмосферное давление, может, еще на что.
Распрощавшись с Валерьянычем, я прошла к зданию медицинского училища. У входа стояли несколько молодых девчонок, оживленно беседовали и курили.
— Привет, девчонки, — улыбнулась я, — у меня к вам такое дело. Приехала к брату, а меня в отделение без халата и повязки на нос не пускают, да еще колпак требуют. Что делать, ума не приложу. Брата увидеть надо позарез, он в тяжелом состоянии лежит. Давайте сделаем небольшой бартер. Я вам пачку «Винстона», а вы мне все свои медицинские причиндалы на двадцать минут.
Девчонки с радостью согласились. Та, что была повыше всех, живо сняла халат и шапочку, затем достала из сумки марлевую маску.
— Благодарю, — улыбнулась я и протянула сигареты. — Ровно через двадцать минут на этом же месте. И еще, как зовут вашего преподавателя по хирургии?
— Наталья Алексеевна. — Девочки удивленно переглянулись.
— Спасибочки.
Через пять минут я уже шла по отделению мужской урологии в полном медицинском обмундировании. Подойдя к процедурному кабинету, увидела пожилую медсестру, болтавшую бутылку с какой-то жидкостью.
— Здравствуйте.
— Добрый день. — Женщина подняла голову. — Вы кто?
— Я от Натальи Алексеевны, из медучилища. Она меня к вам прислала, чтобы я сделала доклад о самых необычных случаях в области мужской урологии, и она хотела, чтобы вы мне посодействовали. Говорят, у вас здесь пациент лежит с раненым половым членом?
— Есть такой, — улыбнулась сестра, — куда ему деться.
— Так вот, мне бы хотелось побеседовать с ним.
— Пожалуйста, правда, он в тяжелом состоянии. Мне, честно говоря, его ни грамма не жалко. Таких убивать надо. Онанист несчастный! Вы посмотрите, сколько их развелось. Это издержки нашего больного общества. Детей на улицах пугают, женщин. Спасу от них нет. Хоть один наказан, сволочь. Больше он свое хозяйство не высунет, побоится. Да там от хозяйства-то осталось одно название. Молодец какая-то женщина, здорово его проучила.
— Ладно, я пошла, с ним побеседую. Такой социальный объект тоже интересен. Позаботьтесь, чтобы меня никто не беспокоил.
— Только не очень долго, он еще слишком слаб. Я зайду через полчаса капельницу снимать.
— Договорились.
Бокс, в котором лежал Комар, был похож на склеп. Как в гробу, ей-богу! Комар лежал под капельницей, губы пересохли. Из нижней части живота торчали трубки, опущенные в таз, по ним стекала кровь и белая вязкая жидкость. Я подошла поближе и постучала его по плечу.
— Дорогой, просыпайся.
Комар открыл глаза и содрогнулся.
— Что тебе надо, сука?
— Хочу заняться с тобой любовью. Пришла сделать тебе минет.
— Сатана в юбке, живучая, как падла.
— Что там у тебя под простыней? Ну-ка, покажи! Я хочу сделать тебе хорошо. Я ведь умею это делать. Скажи, в прошлый раз тебе понравилось? Ты испытал классный оргазм? Хочешь еще?
— Нет, — взмолился Комар. На его глазах появились слезы.
Я откинула простыню. Низ живота был в кровавых повязках.
— Так, это трубка для лимфы, это катетер. По нему вытекает самая вонючая моча на свете. Хочешь, я вытащу все трубки. Самая болезненная та, которая для оттока лимфы. Тебе теперь по жизни опорожняться в таз. А еще лучше, я прострелю тебе то, что осталось от твоего члена. Тебе с нормальным-то никто не давал, а с таким можешь сразу повеситься. — Я села, положив ногу на ногу, и стала приглаживать свои бедра. — Ну что, встает? Или у тебя там вставать нечему? Ты, сукин сын, отнял самое ценное, что у меня было, человека, которого я любила, и я отняла самое ценное, что было у тебя. Мы квиты. Только теперь мне бы хотелось его прострелить. — Я полезла в пакет, достала пушку и ткнула ее в нижнюю часть живота.
— Не надо. Прошу тебя, не надо, — заплакал Комар.
— Хорошо, тогда ответь на мои вопросы. Мне нужен номер мобильного телефона Касьяна.
— Я не знаю.
— Знаешь, дорогой, знаешь.
— Ей-богу, нет. Клянусь тебе.
— Тебе поклясться, что опорожниться в этот таз. Смотри, ты сам напросился. Я не хотела этого делать. — Я взвела курок.
— Нет! — закричал Комар и назвал мне номер.
— А где гарантия того, что номер верный?
— Можешь взять в тумбочке телефон.
Я открыла тумбочку, там лежал мобильный. Набрала номер. После долгих гудков трубку снял мужчина.
