был именно морской.
Теперь она заметила стоящего несколько поодаль немолодого, но подтянутого человека, который что-то быстро шептал барону де Кастру.
«Дворецкий Валентен!» — поняла Соня.
Себастьян повернулся к ней и предложил руку, кивая на видневшийся за кованым металлическим забором двухэтажный особняк.
— Валентен снял этот дом вчера, и я вынужден просить прощения у баронессы: ему удалось привести в порядок всего две комнаты. Дом оказался слишком запущенным.
— Послушайте, мсье Себастьян, а не стоит ли нам наедине обращаться друг к другу как обычно? Я ведь на самом деле никакая не баронесса…
— Понятно, Грегор пояснил мне, что мадемуазель Софи — княжна, но если мы привыкнем общаться в подобной манере, то можем нечаянно проговориться при незнакомых людях.
— В чем дело, Софья Николаевна?
Это подоспевший Тредиаковский услышал последние слова барона. И все понял.
— Ну уж нет, голубушка! — проговорил он гневно. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж! Этого я и боялся. Вот что значит связаться с женщиной. Мне впредь наука будет! Еще и до дела не дошло, а вы уже капризничаете?
Таким суровым Соня Тредиаковского еще не видела.
— Не вижу раскаяния на вашем челе, одно лишь упрямство. Вы отказываетесь мне подчиняться, хотите вернуться в Россию?
— Нет, не хочу, — пролепетала Соня. — Простите, больше этого не повторится.
— Хорошо. Кто это перед вами?
— Барон Себастьян де Кастр. Мой муж.
— Ну так пожелайте ему спокойной ночи, и пусть дворецкий вас проводит.
— Спокойной ночи, дорогой! — покорно выговорила Соня.
— Подойдите и поцелуйте Себастьяна.
Вот так Софью Астахову прямо по ходу дела обучают искусству мгновенно приспосабливаться к обстоятельствам и не показывать, что тебе это неприятно, или непривычно, или, вот как теперь, стыдно. Что может подумать Себастьян? Что Григорий имеет на нее какие-то права?
В то же время она понимала, что никакая наука не дастся ей прежде, чем она научится преодолевать себя.
Соня подошла к Себастьяну, коснулась его щеки губами и повторила:
— Спокойной ночи, дорогой!
Барон де Кастр покраснел, смутился и излишне громко позвал:
— Валентен! Проводи баронессу в ее комнату. У дворецкого не дрогнул ни один мускул на лице. Он взял со столика канделябр и поклонился Соне:
— Прошу вас, мадам!
Вот у кого нужно было учиться умению владеть собой! Уж он-то наверняка знал, что эта незнакомая ему женщина не баронесса де Кастр, но, раз господин сказал, что это так, он даже не стал напрягать свой ум в попытках усомниться, так ли это на самом деле.
Покои, в которые проводил ее Валентен, были приготовлены если и не для нее, то уж точно для женщины. Небольшая, но чистенькая комната. Кровать с балдахином и нарядным, в кружевах покрывалом. Она, конечно, не думала, что ей придется делить с бароном одну спальню на двоих, но с некоторых пор опасалась, что Григорий ради дела может подвергнуть ее и такому испытанию.
Но нет, она зря волновалась. И отметила про себя цветы в вазах, фрукты и сладости, оставленную на столе, будто невзначай открытую книгу.
Слуга зажег еще один стоящий в комнате канделябр, показал Соне умывальные принадлежности.
— Если будет угодно баронессе, завтра приедет горничная, но сегодня в вашем распоряжении только я, — проговорил он бесстрастно.
— Спасибо, Валентен, вы можете идти, — благодарно проговорила она.
Слуга вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь, а Соня подумала, что по причине своей прежней бедности Астаховы не могли пользоваться услугами вот таких отлично вышколенных слуг, которые не теряются ни при каких обстоятельствах.
Соня вынула из саквояжа легкую ночную сорочку.
В голове ее теснилась уйма мыслей. Сплошные «почему» да «зачем», которые она хотела бы задать Тредиаковскому или хотя бы Себастьяну. Но Соня так устала от дороги и впечатлений, от сомнений, которые вдруг стали ее одолевать: а прилично ли девушке из княжеского рода быть помощницей у тайного агента, были ли и прежде в истории такие случаи или Софья первая — как славно, если бы это было так!
Она решила, что завтра непременно спросит об этом у всезнающего Тредиаковского. Уж вроде здесь не должно быть никакой тайны, и он перестанет хранить многозначительное молчание, которое, надо признаться, очень задевает княжну.
С тем она и уснула.
Утром ее разбудил осторожный стук в дверь. Не будь ее сон на исходе — Соня дремала и решала про себя, пора просыпаться или нет, — она бы этот стук и не услышала.
— Войдите! — крикнула она по-французски, с некоторых пор русский язык для общения ей пришлось оставить. Григорий упорно говорил с нею только по-французски.
Вошла молоденькая девушка в белом кружевном чепчике и таком же передничке, такая свеженькая и хорошенькая, такая улыбчивая, что Соня невольно потянулась навстречу ее улыбке.
— Могу я одеть и причесать мадам? — проговорила она, слегка приседая в поклоне.
Однако при всем внешнем простодушии и некоторой кажущейся наивности Соня чувствовала, что девушка внимательно следит за выражением ее лица. Не выкажет ли госпожа раздражение ее ранним приходом, не проснулась ли она в дурном расположении духа и не набросится ли потому на бедную служанку?
То ли она получила самый строгий наказ от дворецкого ей угождать, то ли девушка была уже опытной горничной, несмотря на свою юность. И, надо сказать, Соне нравилась ее готовность услужить.
Видимо, на всякий случай девушка поспешила уточнить:
— Господин барон наказал мне уведомить мадам, что завтрак уже накрыт в гостиной и он нижайше просит вас поторопиться.
Девушка помолчала, но, не дождавшись ни гнева, ни раздражения госпожи, заговорщицки прошептала:
— Если мадам плохо себя чувствует, я могу сообщить об этом господину барону и принести мадам завтрак в постель.
— Нет, этого не надо! — заторопилась Соня. Будет она разлеживаться в постели, когда бедная девушка… бедные девушки находятся в плену и каждая минута пребывания в заточении для них кажется часом. — Помоги мне только умыться, одеться и сделать прическу попроще.
— Как будет угодно мадам! — заторопилась было девушка и тут же остановилась. — А почему попроще? Я могу сделать любую прическу…
— А как звать тебя, девица-красавица? — Соня образовала эту фразу на русский манер, но служанка расцвела от ее мимолетной похвалы.
— Флоранс, с вашего позволения, мадам. Соня рассмеялась, потихоньку приходя в хорошее настроение.
— Это имя очень тебе подходит, потому что ты и вправду похожа на цветок.
Девушка сноровисто одела и причесала Соню, не переставая восхищаться то цветом ее волос, то нежностью кожи, то глазами, похожими на изумруды.
— С таким веселым нравом и умением угождать ты могла бы прислуживать и при дворе самой королевы, — пошутила Соня.
Но девушка приняла ее слова за чистую монету.
— Ах, если бы ваше сиятельство взяли меня с собой, — она посмотрела на княжну влюбленными
