Захотелось сделать совсем наоборот, вот только выбор был небольшой. Потому что пулю не обгонишь.
Глава 33
- Что ты хочешь со мной сделать? – раздражать того, в чьей полной власти ты находишься, Уле совсем не хотелось, но было страшно настолько, что у неё вот-вот могли просто сдать нервы, а ни к чему хорошему это точно не приведет.
Из города они уже выехали, так что теперь вопрос, куда он её везет, был одним из важнейших. Но не настолько важным, как попытка узнать, что ждет дальше.
Покрытые грязным снегом фуры проносились мимо, обдавая лобовое стекло «Тойоты» серым ледяным крошевом, смешанным с песком и солью, заставляя дворники скользить с легким скрипом, ещё больше бьющим по нервам.
- Ничего. Я ничего не хочу с тобой делать, - он был собран и спокоен, и это только добавляло ужаса. Потому что сразу становилось понятно – у этого человека есть план, и его спутнице он вряд ли понравится.
- Тогда куда ты меня везешь? – наручник на левом запястье сполз с рукава свитера и теперь неприятно холодил обнаженную кожу. Сопротивляться она, наверное, и не стала бы, но Саша решил подстраховаться. А ей ничего не оставалось, кроме как последовать его распоряжению нацепить это «украшение».
С одной стороны, хорошо, что не завязал глаза, иначе точно довела бы себя до истерики, но и такая ситуация спокойствию совсем не способствовала.
- Туда, где нам никто не помешает. Перестань дергаться, я вообще хочу обойтись без угроз и лишних телодвижений. Но ты девушка шустрая, так что лучше посиди в наручниках. И не надо пытаться выпрыгнуть из машины на ходу, я заблокировал двери.
Значит, заметил, что она уже успела проверить. Нет, выпрыгивать Уля и не собиралась, очень опасно, все-таки скорость была приличная да и сугробы тут недостаточно пышные, есть риск серьезно пострадать, но лучше учитывать все пути отступления.
Наверное, её уже хватились. И стало даже как-то стыдно, что из-за этого может стать хуже Ивану Петровичу. Да и Андрей… Он ведь поймет, что она не стала бы уходить сама. И ведь, как назло, не сказала, зачем вышла, просто предупредила, что погуляет на свежем воздухе. Погуляла.
Девушка судорожно сглотнула и на пару секунд прикрыла глаза. Вот идиотка… Ведь Андрей же просил сидеть дома и не высовываться. Но Уля и подумать не могла, что замешан его брат. Слишком уж он был хорошим – всегда помогал, и ведь это именно он освободил её тогда из подвала…
- Если Лешка по твоему приказу оставил меня замерзать, зачем ты меня оттуда вытащил?
- Я ничего не имею против тебя лично, но мне нужен был кто-то из ближайшего окружения Игоря, на кого можно спихнуть его исчезновение.
Значит, не должны были найти ни её саму, ни его, в этом Уля была права. От понимания, что сейчас все даже серьезнее и страшнее, чем было четыре месяца назад, в горле встал ледяной комок, а голова немного закружилась.
Ведь не просто так он легко и непринужденно выдает собственные планы, выходит, что вернуться ей в этот раз не грозит.
- Саш… Пожалуйста, отпусти меня, - она сама себя ненавидела за умоляющие нотки и слезы в голосе, но иначе спасти их с малышом может и не получиться. – Я никому ничего не скажу…
- Извини, но мне как раз нужно, чтобы ты сказала.
Дорога, причудливо изгибаясь среди уже намного более солидных сугробов, вывела к полупустой деревушке. А ведь это теперь считается пригородом, хотя жителей здесь было три дедка и семь бабок. Летом, когда приезжают дачники, жизнь здесь становится намного активнее, но пока тишина, покой и полное отсутствие цивилизации. Заметенные по самые резные наличники дома, тонкие тропки, натоптанные вглубь соседнего ельника… Насколько Уля помнила, километрах в полутора отсюда есть крошечная железнодорожная станция, вот только название, как ни старалась, постоянно ускользало. Вот далось же оно ей!
В темноте трудно было разглядеть ещё что-то, только те особенности местности, которые попадали в свет фар, но если тут кто-то сейчас и жил, они уже спали – ни одно окошко не светилось. Да и вообще вся деревушка казалась вымершей.
- Все, приехали, выходи. И без глупостей, все равно не знаешь, куда бежать, да и заблудишься сразу, - он остановился перед старыми воротами, на которых остатки темно-сиреневой краски отчаянно сопротивлялись наступающей ржавчине. Но сопротивление было уже почти номинальным – первоначальный цвет узнавался с большим трудом, да и само подворье выглядело заброшенным.
Но последовать распоряжению пришлось, потому что глупо раздражать и злить того, в чьих руках направленное на тебя оружие. Ноги тут же провалились сквозь ломкий наст, хорошо, что хоть не поленилась нормально обуться…
В доме, хотя его правильнее было бы называть деревенской хатой, было даже не холодно, а как-то стыло и промозгло. И казалось намного прохладнее, чем на улице.
- Я сейчас сниму наручники, но без глупостей, ладно? – Сашка спокойно подошел ближе, но ключ повернул, только дождавшись, когда Уля кивнет. Из опасения прикусить язык, говорить она не стала – слишком уж стучали зубы. И от холода, и от страха.
Да и мешанина мыслей, среди которых были и тревога, и паника, и самобичевание, тоже мало помогла.
- Здесь есть дрова?
Посреди одной из комнат стояла большая печь, прикрытая стопкой старых газет и какими-то тряпками. Пол, покрытый изъеденным временем выцветшим линолеумом, был неровным и грязным, зато все окна целые, к счастью, стекла никто не растащил. Наверное, только по той простой причине, что они были прикрыты ставнями.
- Да, сейчас принесу.
Повторять предупреждение, что глупить не надо, он не стал, но Уля и без того слишком замерзла и испугалась, чтобы попытаться его чем-то оглушить. Ладно, ударит его по голове, например, стоящей у стены древней лавкой, а дальше что? Машину водить не умеет, и не факт, что кто-то из местных откроет дверь посреди ночи расхристанной перепуганной девице. Нравы тут патриархальные, ложатся, как стемнеет, встают тоже раненько. Во всяком случае, скотину же нужно кормить и доить – судя по аромату навоза, который Ульяна успела почувствовать, пока шла через узкий двор, коров тут держали.
Кроме той самой печи, обстановку первой комнаты составляла лавка и темный стол. Хорошо, что хоть электричество тут есть, хотя тусклая подслеповатая лампочка, висящая на длинном голом проводе, давала света не больше, чем какая-нибудь масляная лампа.
