Эль скандаль при посторонних

причудливым образом. Ошибочка, граждане! Потому что, как сказал революционный поэт, рожденный ползать никогда не будет летать первым классом. Короче, наш Строгий Юноша был типичной вялотекущей размазней, отягощенной затянувшимся половым созреванием на почве бесполезных одиноких эякуляций.

В детстве у нашего Строгого Юноши был дедушка, а у дедушки было много зубов. Не в том смысле, что их было больше тридцати двух и они не умещались во рту, а в том, что при советской власти каждый пенсионер имел право раз в год сделать себе бесплатный протез, а дедушка Строгого Юноши, происходя из семьи князей Голицыных, очень ревностно следил за тем, чтобы советская власть не забывала давать ему все, что ему причитается. И вот эти зубы копились, копились и накопились. Было их штук пятнадцать или двадцать. Они хранились у дедушки в комнате в отдельных граненых стаканчиках, и при желании дедушка смог бы каждый день надевать новый протез. Но такого желания у дедушки не было. Он по натуре был патриотом и очень привязался к одному скромному протезику из белого металла типа нержавейка. Дедушка за красотой не гонялся. К чему я это так долго рассказываю? А к тому, что дедушкины протезы очень повлияли на жизненный выбор нашего героя. Однажды он явился из школы без передних зубов, что в принципе никого не удивило. Били его часто. Иногда ногами. Вечером собрался семейный совет — как быть, что делать с зубами? Идти к дантисту? Но тут встал дедушка, потребовал тишины, прослезился и протянул Строгому Юноше стаканчик. «Вот! — сказал он. — От сердца отрываю. Носи, внучок, и будь счастлив!» И он вручил внучку свою нержавейку. С этой нержавейкой внучок проходил до выпускного вечера. А после выпускного подал документы в стоматологический институт. Его заветной мечтой стало открыть частный стоматологический салон и жениться на девушке-гинекологе. Во-первых, потому, что она могла рассказать ему много чего интересненького о предмете, живо его интересующем. А во-вторых, он хотел привлечь жену к созданию своего салона. Чтобы там, кроме стоматологических, оказывали еще гинекологические услуги. Причем одновременно. Ну, представьте себе, приходит на прием женщина, ложится в кресло... Вы меня понимаете. Назвать салон Строгий Юноша предполагал «Ир Down».

Но ничего у него не вышло. Он оказался непригоден к позитивным конструктивным действиям. Он уныло прозябал в районной поликлинике и дулся на жизнь за то, что она недостаточно его оценила. Мышку он невзлюбил сразу. За то, что она не уважала в нем врача и не советовалась, как ухаживать за бабкой. В таких вопросах Мышка вообще никогда ни с кем не советовалась. Поэтому между ней и Строгим Юношей установились отношения полного взаимонепонимания и даже отчасти ненависти.

Мышка принялась за свои новые обязанности со всей страстью человека, так и не растратившего наличный запас душевных сил. Каждый день она мыла бабушку Голицыну, меняла ей постельное белье, кормила шесть раз в день, по часам давала таблетки и микстуры, а по вечерам читала вслух самые мрачные места из «Идиота» Достоевского.

— Его вылечили, и вас вылечат! — говорила она бабульке перед сном.

Строгий Юноша, хоть и жил в другой квартире, каждый день после работы являлся проверять, как осуществляется уход и не скрала ли Мышка их серебряные ложки, недобитый мейсенский фарфор и недоеденные молью горжетки. Мышка ничего не скрала. Проверив горжетки, Строгий Юноша начинал долгую и нудную разборку по поводу бабкиного здоровья. Ни в одном — ни в одном! — пункте они с Мышкой ни разу так и не сошлись.

— Только клизма! — говорил Строгий Юноша.

— Только клистир! — склочно отвечала Мышка.

— Немедленно ввести усиленное питание! — приказывал Строгий Юноша.

— Немедленно увеличить рацион! — отвечала Мышка.

— Завтра обязательно проведите сердечно-сосудистую диагностику! — советовал Строгий Юноша.

— Завтра мы делаем электрокардиограмму! — недовольно отвечала Мышка.

— Где градусник? — интересовался Строгий Юноша.

— Нет и никогда не было! У меня только термометр! — отрезала Мышка.

— Овсянка! — орал Строгий Юноша.

— Геркулес! — вторила Мышка.

К конце первого месяца Мышкиного подвижничества они оба совершенно озверели от этой изнурительной борьбы амбиций. Мышка каждый вечер звонила нам с Муркой, которая по-прежнему торчала в Москве, делала подробный доклад о бабкином здоровье, совершенно нам неинтересном, потом с большими нюансами рассказывала о разборках со Строгим Юношей, а затем непременно жаловалась, что у нее сильно колет под левой грудью, наверное, инфаркт, нет, девочки, точно инфаркт, уж я вам говорю, без сомнения, инфаркт.

— Инфаркт слева не болит, — равнодушно говорила Мурка.

— Уж я-то знаю, где болит инфаркт! — раздражалась Мышка. — Он может болеть практически в любом месте!

— И в пятке?

— В пятке — больше всего!

— Будь скромнее в своих притязаниях на инфаркт, и люди к тебе потянутся! — советовала Мурка и клала трубку. После чего поворачивалась ко мне. — Она совершенно сошла с ума, — говорила Мурка и тянулась за сдобным печеньицем. — Месяц торчит у одра, результатов никаких. Ни славы, ни денег!

Короче, Мышка дошла до ручки. Она решила скрываться. В том смысле, что не пускать Строгого Юношу на порог. Вот он приходит, звонит в дверь. «Кто там?» — спрашивает Мышка. «Я», — отвечает Строгий Юноша. «Никого нет дома», — говорит Мышка и накидывает цепочку. Таким был ее план. Но как — как! — его осуществить, если у Строгого Юноши свои ключи? Первым делом Мышка пошла на преступление и выкрала ключи из кармана пальто, пока Строгий Юноша толокся у бабкиной постели, проверяя ее наличие на этом свете. Потом Мышка ввела систему паролей. Она решила не выходить из дома, чтобы случайно не столкнуться со Строгим Юношей. Позвонила нам с Муркой и велела каждый день привозить ей хлеб, кефир и шприцы для внутривенных инъекций, а чтобы случайно не перепутать и не запустить вместо нас Строгого Юношу, она, Мышка, будет каждое утро сообщать нам новый пароль.

Первый пароль был легкий, и Мурка, которой в тот день выпало везти Мышке кефир, запомнила его без труда.

— Анальгин! — зловещим шепотом прошептала Мышка из-за двери.

— Валокордин! — бодро отозвалась Мурка и была пропущена внутрь.

В тот вечер Строгий Юноша напрасно звонил в дверь, кричал, плакал и даже стучал ногами. Никто не отозвался. У Мышки оказались железные нервы.

На второй день Мышка во избежание неприятностей решила усложнить пароль. Но ехать должна была я, поэтому проникновение в квартиру прошло без неожиданностей.

— Фенозепам! — услышала я из-за двери.

— Дигоксин! — четко произнесла я.

Мышка открыла дверь. Я вошла. Мышка выглядела прекрасно. Надо сказать, что я ни разу в жизни не видела, чтобы она выглядела лучше. Она просто сияла. Щечки розовые. Кудряшки вьются. Прелесть! В общем, Мышка нашла себя.

— Мыша, — сказала я, — а тебе тут хорошо, у бабки.

— Не называй ее бабкой! — строго отозвалась Мышка. — Она княгиня Голицына. Чудное создание! Правда, так ничего и не говорит.

— А глаза открывала? — спросила я.

— Ни разу, — сказала Мышка.

На следующий день случилась неприятность. Мурка забыла пароль. Пароль был такой: «Лазолван». А отзыв: «Финалгон». Вот этот самый финалгон Мурку и сломил.

— Лазолван! — отчеканила Мышка.

Мурка задумалась.

— Фи... фигалкин? — неуверенно сказала она с вопросительной интонацией.