Один из молодых аптекарей нашел предлог и направился к Люсьен Мари: попросил объяснить какое-то неразборчиво написанное слово на рецепте. Она охотно помогла, но удивилась, что у него так мало фантазии. Какой неуклюжий, вот бедняга, подумала она, когда его рука коснулась ее. До нее не дошел зов его молящих, преданных глаз: он относился к тем, что для нее были скрыты шапкой-невидимкой.
Вот бы иметь болезнь, требующую пребывания на юге, хотя бы ненадолго, осенило Люсьен Мари. Она попробовала покашлять, но кашель вышел неубедительным, даже для нее самой.
Пришел ювелир и попросил отпустить ему царской водки, знаменитой смеси алхимиков, способной растворить золото.
Ученица чародея…
Эта смесь часто приводила к несчастью. Если стекло в бутылке было хрупкое, могло, например, отвалиться дно, и тогда лаборант получал ожоги. Может быть, не сильные ожоги… только чтобы… Люсьен Мари содрогнулась от своей собственной мысли и снова почтительно занялась опасной жидкостью; ювелир взял свою царскую водку и ушел.
Провизор и мадемуазель Марто вновь заспорили, на этот раз о содержимом бутыли, на которой не оказалось этикетки. Чтобы разрешить спор, мадемуазель Вион попросили сделать анализ.
Люсьен Мари сделала обычную реакцию на кальций, налила щавелевой кислоты и воды в колбу, закрепила колбу в штативе, а под нею поместила бунзеновскую горелку. И потом мечтательно стала глядеть на шипящее пламя. Жара. Солнце. И жимолость. Скоро она будет пылать по склонам испанских гор…
И всем этим будет наслаждаться Давид вместе с девушкой, заключившей договор с дьяволом.
Мадемуазель Марто вихрем влетела в комнату.
— Осторожно! — крикнула Люсьен Мари, и обе они одновременно схватились за штатив, покачнувшийся от толчка.
Колба лопнула, и брызги жидкости разлетелись по сторонам. Инстинктивно Люсьен Мари закрыла лицо одной рукой, в то же время с почти веселым удивлением подумав: как раз теперь — надо же, как бывает!
Мадемуазель Марто громко вскрикнула.
В следующую секунду Люсьен Мари с профессиональным хладнокровием держала облитые жидкостью руки своей коллеги под краном с текущей водой.
— Больно вам? Сильно жжет?
— Щиплет очень, — поморщилась мадемуазель Марто.
Но жгучая боль скоро прошла, так как кислота была разведенной и еще не успела нагреться.
— У вас кровь идет, — сказала Люсьен Мари, увидев, что вода сделалась красной.
Мадемуазель Марто вскрикнула вновь, — потому что в этот момент обе они увидели, что кровь идет у Люсьен Мари. В запястье ее левой руки глубоко засел осколок стекла, а она этого даже не почувствовала, но побледнела немного, когда вытащила осколок и кровь потекла сильнее.
Преданный молодой аптекарь выбежал на улицу, свистом подозвал такси и отвез ее к врачу.
— Зачем вы это сделали? Chagrin d'amour — comme oujours? «От горя в любви — быстрая смерть?» — спросил задерганный, циничный доктор. Только вынув еще один осколок, он согласился поверить, что глубокая резаная рана на левом запястье не означала покушения на самоубийство из-за любви.
Потом он зашил и перевязал рану.
— Могу я вернуться на работу? — спросила Люсьен Мари. От местного наркоза у нее слегка кружилась голова.
— Нет, разумеется, — сказал врач. — Нужно прийти через недельку и снять швы. А пока руке надо дать покой.
Свободна. Целую неделю свободна.
С изумлением в душе, и с рукой, которую она совсем не ощущала, Люсьен Мари вышла на улицу, в хмурый, серенький февральский день.
7. Морской грот
— Пригнись, скалы здесь острые, — посоветовал Давид. Он пытался удержать лодку посредине узкого отверстия в скале. Но внизу, под ними, неслись потоки и кипели водовороты, казалось, он гребет сломанными веслами. Один раз их совсем закрутило. Напрягая все силы, он вывел лодку из стремнины и только у выступа скалы добрался до спокойной воды.
— Фу, как тут ужасно, — прошептала Наэми в свинцово-серых сумерках грота. Она съежилась на дне лодки, прижалась к Давиду. Наэми тоже казалась свинцово-серой: объятый ужасом негр. Лица ее он не видел, только зубы и белки глаз.
Скалы истекали сыростью, блестели, как антрацит, — хотя, вероятно, были такого же красного цвета, как те, освещенные солнцем. Вход в грот выглядел отсюда как большое, лохматое А, где перекладинку составляла одна из наружных шхер. Ослепляюще светлое по сравнению с первобытной тьмой, с первобытным холодом здесь, в пещере.
Это была знаменитая Cueva de mar, приблизиться к ней можно было только с моря, и то при определенном ветре. Наэми во что бы то ни стало хотелось увидеть этот грот.
— Ну как, хочется еще посмотреть Царство мертвых? — спросил Давид.
Она стояла на коленях и пристально глядела через борт лодки вниз, в черноту. Переливающиеся отсветы и похожие на края раковины отблески выдавали таинственные глубинные течения.
— Я думаю о том, сколько людей здесь утонуло, — промолвила она, опустив в воду один палец.
Давид внезапно и с силой оттолкнулся от скалы, так, что они стремительно понеслись к выходу. Один только он знал, что его движение было рефлексом страха: только бы не погибнуть здесь, в этой черной воде!
Они оба оцарапали себе руки, пробираясь через узкий проход наружу; вышли на солнце, в синюю морскую бухту, снова вокруг было небо и лето.
Потом опять поплыли к заливу между острозубыми скалами; на этом побережье ни один ледниковый период не смог обточить их когти. Никакой ледяной панцирь не смог подавить их дикости, смягчить их острые и жесткие контуры. Чужое побережье.
На берегу их ожидал рыбак, он принял у них лодку и получил свою плату, сначала-то он хотел, чтобы они заплатили ему сполна еще до катания.
По крутой тропинке они вскарабкались вверх, на скалу. Высоко-высоко, потом на другую ее сторону.
— А когда ты покажешь мне горы? — спросила она, пока они переводили дух. Она стояла на одной ноге и высыпала песок сначала из одной туфли, потом из другой. И тяжело опиралась на его плечо.
— Я же работаю, черт возьми, — сказал Давид грубо, чтобы снять комичность со своей роли Иосифа.
— Не можешь же ты работать без перерыва, — упорствовала Наэми. — Да, кстати, а почему ты делаешь вид, что женат?
На мгновение глаза Давида вспыхнули синим блеском, потом он ответил:
— Ты, конечно, можешь меня соблазнить, если пошлешь все к чертям собачьим, но разве не стоит бросить это дело, если я тебе скажу, что влюблен в другую?
— Ты влюблен?
Она засмеялась и прыгнула оттуда так, что взметнулся вверх белокурый хвост ее волос.
Настоящий тролль — она давала ему возможность победить и все-таки каждый раз победа оставалась за ней.
8. Розы или капуста?
