непроизнесенными.
Они ничего не узнали об Антонио.
Давиду выдали его портфель и под эскортом проводили до двери. Не нужно было даже возвращаться в камеру.
Его выставляют из страны.
Теперь мимо «Магги» и «Персиля», к площади с белым каменным фонтаном и балконами.
Там, у поворота, по другую сторону площади, пустая лавочка Жорди.
Люди останавливались, глядели ему вслед, множество глаз следило за ним из магазинов и из почты.
Удивлялся исходу дела не он один.
Он ни с кем не здоровался, никто не осмеливался поздороваться и с ним.
Четыре дня в тюрьме, — а у него было такое чувство, будто он восстал из могилы, будто снова вернулся к живым из мертвых.
Теперь он бы лучше понял Жорди.
Перед кинотеатром сторож наклеивал новую афишу о фильме с боем быков в новогодний вечер: «Завтра: эль матадор». Слово, как рыбья кость, застряло у него в горле. Эль матадор — это убийца. Тот, кто себе и публике доставляет изысканное наслаждение, закалывая затравленное животное.
Только когда он прошел мост и неизменных женщин, стирающих белье в реке, до него, наконец, дошло: я свободен. Я иду домой к Люсьен Мари и малышу.
Он пустился бегом.
Через пять часов они сидели в такси Гонзалеса и смотрели через большую дыру у тормоза, как красно-бурая земля убегает назад.
Дома у них началась страшная паника, когда Давид обнаружил, что они не успеют перебраться через границу до назначенного срока, если поедут завтра, хотя бы и утренним поездом.
И поэтому опять теперь бешеная гонка, с горы на гору, по скользкой дороге, с зияющими безднами по одну сторону — и с исполненными очарования пейзажами по другую.
— А вы не боитесь ехать с такой скоростью, сеньор Гонзалес? — спросила Люсьен Мари, едва решаясь дышать от страха.
— Никогда — ведь со мной за рулем сидит мой ангел-хранитель, — объяснил Гонзалес. — Вот, посмотрите — часто я вообще снимаю одну руку с баранки и даю править ему…
Они закрыли глаза, им оставалось только одно — положиться на искусство ангела-хранителя Гонзалеса.
Только что;
Печальное прощание с Анжелой Тересой, лежащей в постели, откуда ей, видимо, уже никогда больше не встать — далекой, отсутствующей, и с Анунциатой, ухаживающей за ней. Верной — как кошка.
С Консепсьон, их преданным другом; они оставили ей все, что не могли взять с собой.
Давид заглянул также и к Мигелю, немедленно напустившему на себя мину владельца кабачка — противника всех и всяческих субъектов, преследуемых полицией. Но потом, не поднимая век своих циничных глаз, он огляделся кругом. Убедившись, что поблизости нет ни одной оливково-зеленой личности, он сделал знак головой на своей негнущейся шее и провел Давида в свою личную комнату, пожал там ему руку и подарил на дорогу бутылку своего самого лучшего коньяка.
Старый король контрабандистов — не затрагивай только его святых и праздничных процессий, и он проявит широчайшую терпимость как к своему, так и к вашему прошлому.
По дороге домой Давид встретил Антонио. Они задержались на какую-то часть секунды, глядя в глаза друг другу. Это был прямой и честный взгляд, говоривший: он мертв. Нам не повезло.
Потом разошлись, не поздоровавшись.
После этого Давиду не хотелось больше ни с кем видеться.
Когда он вошел в рощицу из хвойных деревьев, в одиночество, где его никто не мог видеть, до него впервые в полной мере дошел весь трагизм судьбы Жорди, теперь уже без всяких побочных мотивов, часто вводящих в заблуждение. Его тело начали сотрясать рыдания, он обхватил руками ствол дерева и стал оплакивать своего друга Пако и свою, приведшую к катастрофе, попытку прийти ему на помощь.
Они успели к поезду, благодаря Гонзалесу и его искушенному в вождении машины ангелу- хранителю.
Туристский сезон еще не начался, им достались хорошие места. Они втащили свои чемоданы. Поезд тронулся. Они были в пути. Вместе.
Они тяжело опустились на деревянные скамейки, как будто у них подогнулись ноги.
Малыш заплакал, но вскоре опять заснул в своей корзиночке. Похищенный ими маленький испанец.
Люсьен Мари посмотрела на Давида, как будто не была уверена, что увидится с ним вновь.
— Куда мы едем?
— Домой.
— В Париж?
— Сначала. А потом — в Швецию. Если хочешь?
— Куда хочешь ты, — ответила Люсьен Мари.
Коротко об авторе
Дагмар Эдквист принадлежит к числу наиболее любимых и читаемых писателей Швеции. Ее произведения издаются стотысячными тиражами, что для небольшой по размерам страны — цифра довольно значительная. Д. Эдквист продолжает традиции скандинавского социально-психологического романа: она пишет о сложных взаимоотношениях мужчин и женщин, о любви и ревности, зависти и равнодушии, ненависти и страсти.
Д. Эдквист возглавляла союз писателей Швеции, после чего ее выбрали главой писательского союза г. Мальмё. По ее произведениям написаны сценарии кино- и телефильмов, поставлен ряд спектаклей.
Примечания
1
Пако — разговорное от Франсиско.
2
Heureka — эврика
3
Pas seulement un jardin, mais un verger, un potaqer — не только сад, но и огород.