поверхность земли, или это должно было служить примером нецелесообразности в природе. Мои слуги странным образом оградили указанные места палочками, покрыв их для защиты листвой, и объяснили мне, что из этого получится нечто съедобное. И действительно, скоро последовало самое своеобразное в этом загадочном явлении: уже через несколько часов поверхность была усеяна почти миллиметровыми, белыми, ясно оформленными грибами. Они выросли на кривых, тонких черенках и на следующий день имели уже до двух дюймов высоты, после чего были съедены туземцами как особое лакомство. Я также велел приготовить себе из них блюдо, которое поистине было очень вкусно. Тем временем взошедшая масса выровнялась, осела, затем засохла.
Я уже упоминал, что с наступлением дождливого периода снова начался сбор определенных видов термитов. Процесс собирания следующий: уже за несколько недель заранее люди выбирают себе среди многих термитовых холмов те, у которых они хотят собирать термитов при выползании последних. Для этой цели они выкапывают у основания холма круглую яму в фут ширины и несколько футов глубины. Таким образом, место считается закрепленным за определенным лицом, и никто не прикоснется к нему. Мои слуги проделали то же самое и приготовили несколько длинных пучков сухой травы, заменявших здесь обычные смоляные факелы. Дождливые дни и большая влажность неблагоприятны для взлета насекомых, зато по вечерам, после солнечных дней, туземцы с уверенностью ожидают его. Как только появляются термиты, люди садятся повсюду на корточки с факелами,
каждый у своей, ранее намеченной им, выкопанной ямы. Выползающие термиты-самки, не взлетая, направляются на огонь, другие взлетают и также летят на огонь, а остальным удается скрыться. Слетевшихся и приползших термитов массами сгребают в ямы, откуда собирают в сосуды или мешки.
Собирание термитов
Бондорф, которого я ожидал с нетерпением, прибыл, к моей радости, 27 февраля. Первым явился Дзумбе, который был с Бондорфом. Они без происшествий переправились через Уэле и быстро нашли носильщиков для их небольшого количества багажа. Бондорф заночевал в пути, тогда как Дзумбе поспешил ко мне. Мои люди также радовались, что мы, заброшенные, наконец очутились в обществе своих, и половину ночи ликовали по этому поводу. Рано утром Дзумбе с Фараг’Аллой и Белалом пошли к Бондорфу, который вскоре явился и доставил успокоительные известия, что его миссия удалась. Географических результатов его путешествия я не касаюсь, так как я лично ознакомился с теми северными областями. Все же Бондорф и на этот раз точно заснял с компасом и часами свою дорогу, и обработка его заметок заполнила в течение последующих недель много моих рабочих часов.
В отношениях с абармбо до сих пор ничего не изменилось. Так как я со времени появления мнимых послов от амезима и Базингебанно ничего о последних не слыхал, я отправил туда 3 марта Дзумбе и Белала с подарками. Их сообщения были, однако, печальные, так как подтвердилось мое предположение, что Базингебанно никогда не направлял ко мне послов, а слуги встретили очень суровый прием; амезима угрожали даже им смертью, если они еще раз появятся, а вождь иронически заявил, чтобы я принес с собою побольше бус и материи. Таким образом, исчезала последняя надежда добраться с помощью амезима до Бакангаи. Также рушилось мое намерение доставить заранее назад на станцию в стране мади большинство багажа. Я должен был укрыть мое имущество, прежде чем приступлю к выполнению новых планов. Для этой цели я гарантировал Мамбанга-Занде хорошее вознаграждение его носильщикам и сказал, чтобы он постарался на подобных же условиях договориться с благонадежными абармбо, но все старания были безуспешны, более того, теперь обнаружились действительные намерения Мамбанга-Занде, и он открыто жаловался на мое желание возвратиться назад. Он надеялся именно на то, что к нам прибудет помощь с севера. Тогда мы напали бы на абармбо, а он извлек бы из этого выгоду; он надеялся даже на то, что люди с ружьями разместились бы у него. Почти в том же духе, в котором он мне за день до этого сообщил слух о предполагавшемся нападении на меня со стороны амезима, он безрассудно потребовал, чтобы я здесь оставался подольше. Сверх того, он при этом непрерывно жаловался, что у него нет достаточно продовольствия для нас и что абармбо равным образом обязаны поставлять его, так что я должен послать вождям палочки в таком количестве, сколько я хочу иметь гроздьев бананов, ибо так обычно поступали в подобных случаях начальники со своими подчиненными. Этого я, конечно, не сделал, так как результатов все равно не было бы. Более того, я старался избегать всего, что могло возбудить недовольство абармбо.
Теперь моей, бесспорно, самой тяжелой заботой был вопрос, как я прокормлю своих людей. Чтобы самому не умереть с голоду, у меня было еще много съестного, но чтобы насытить слуг, запас был недостаточен; к тому же Бондорф взамен сбежавших от него слуг у Ндорумы нанял трех других юношей, так что теперь надо было кормить девять мужчин и пять девушек. Благодаря моей постоянной заботе на случай голода я имел еще много разного местного продовольствия, полученного в первое время пребывания у Мамбанга-Занде. Тогда вождь доставил много бананов, из которых незрелые были тотчас же разрезаны и завялены на солнце и, по мере надобности, перерабатывались в муку. Были также сладкие бататы. Девушки ежедневно искали дикорастущую мелухию (Corchorus olitorius), разваренные листья которой составляют излюбленную клейкую приправу к мучной каше у нубийцев. Я предпочитал дикорастущую мелухию культивируемой у арабов, потому что она менее клейкая. Дикорастущая мелухия является в то же время культивируемым в Индии растением для производства джутовых волокон. Джут здесь достигает гораздо больших размеров, чем садовое растение. Я распорядился также сделать запас тыквенных семечек, которые, будучи растерты и сварены с курицей, являются вкусной пищей. Зато недоставало главного — зерна, и я мог поэтому только через день печь немного кисры из телебуна и маиса, и то лишь для Бондорфа и себя. В остальное время лепешки из банановой или смешанной муки пеклись только в самом ограниченном количестве. При всем том вначале экономили главные запасы. Лишь позже, после прибытия Бондорфа, за неимением другого я принялся за этот запас, и мы питались им, если случайно охота не обеспечивала нас мясом, чаще всего цесарками.
Тем временем слуги построили еще одну хижину для Бондорфа, несколько небольших для себя и просторный навес для моих работ. Все это, однако, стояло открыто в дикой местности, в отдалении от поселений, которые все же окружены по крайней мере полями и банановыми плантациями, вокруг же наших хижин густая трава достигла уже опять нескольких футов высоты. Отсутствие какого-либо ограждения не давало чувства даже относительной безопасности, как ни привыкает путешественник с течением времени смотреть спокойно и хладнокровно на то, что вначале кажется опасным.
Предположение Мамбанга-Занде, будто к нам должна прибыть помощь с севера, имело, во всяком случае, свое основание, и я сам, после того как потерпели крушение все мои попытки, надеялся на эту помощь.
Была вероятность, что Осман-Бедауи по пути к Бакангаи явится ко мне, но до того могли пройти многие месяцы. Зато Саса должен был скоро отправиться в свои вассальные области и при этом прибыть к Уэле. Я рассчитывал с помощью Сасы и его людей выбраться из той западни, в которой находился. Другого выхода для нас я не видел. Но и поездка Сасы могла затянуться, если только он раньше не узнал о моем положении, и поэтому я решил отправить к нему послов. Несколько его драгоманов были размещены у начальников абармбо к северу от Уэле. Они проводили Бондорфа сюда, и я велел Дзумбе пойти за одним из них. Его сообщение укрепило мое намерение дать знать Сасе о моем положении. Он сказал, что эмбата без содействия Сасы доставят мне большие затруднения и оставят меня под открытым небом у Уэле; будто они теперь поощрены к насилию своими соплеменниками, перевернувшими в свое время лодку с воинами Сасы посредине Уэле. 9 марта драгоман ушел в сопровождении Дзумбе, в защите которого он нуждался до области амади. Я держал втайне поручение, данное мною Дзумбе, и объяснил его отъезд желанием получить у амади давно ожидаемую корреспонденцию. Но то, что служило лишь отговоркой, стало истиной благодаря благоприятному случаю, и Дзумбе действительно принес долгожданную почту из Европы, когда 12 марта возвратился со многими драгоманами из их стоянки у Мбиттимы. С сентября прошлого года, когда я находился с Земио в лагере у реки Уэле, я не получал никаких известий с родины. Корреспонденция застала меня в очень затруднительном положении, во вражеском, воинственном окружении. Письмо Джесси-паши опечалило меня, так как оно принесло известие о неудаче его поездки в Хартум и сообщение, что начатое им дело в этих странах перейдет в другие руки. Одновременно я узнал, что Джесси-паша
