— Пустая яхта среди льдов, запертая женщина, — странная дикая история, достойная людей…
— Отоприте дверь, — снова крикнул Лазарев, — мы окажем вам помощь.
— У нас нет ключа, нас заперли, — послышался ответ.
— Их заперли снаружи, — перевел мне Лазарев, — давай в приклады.
Мы принялись изо всех сил колотить в дверь, но замок не поддавался. Мы стали бить около замочной скважины по очереди, как молотобойцы. Это длилось минут десять, как вдруг дверь распахнулась — мы сорвали часть дверного косяка.
Перед нами была большое помещение из двух комнат. В первой среди жестянок из-под бисквитов и бутылок вина стояла красивая молодая девушка, почти сумасшедшая по виду. Она была одета в меховые шаровары и меховую куртку. Пальцы ее были, судорожно сцеплены и прижаты к груди.
Остро вглядевшись в нас, она быстро заговорила что-то, указывая на соседнюю комнату. Успокаивая ее, Лазарев, а за ним и я прошли туда.
При свете, врывавшемся широкой полосой в иллюминатор, мы увидели старика, лежащего на постели. Он был, видимо, сильно болен. Медленно обводя нас глазами, он спросил:
— Кто вы такие? Что вы хотите с нами делать?
— Мы хотим только помочь вам, — сказал Лазарев.
— Мы съели и выпили все, что нам оставлено, — тихо проговорил старик, — три дня, как мы ничего не ели.
В этот момент молодая девушка покачнулась. Я едва успел подхватить ее и положил рядом со стариком.
Тут только мы заметили тяжелый запах, наполнявший комнаты, несмотря на довольно низкую температуру, и нам ясно представилось, что испытывали они здесь, запертые в пловучую скорлупку среди льдов, питаясь галетами, бисквитами и вином и тут же отправляя все естественные потребности.
— На свежий воздух, — крикнул Лазарев и велел мне перенести девушку в рубку.
Я и сейчас испытываю это ощущение от худенького и легкого тела, которое покоилось на моих руках. Осторожно я уложил ее в рубке на диван и побежал к Лазареву.
Мы перенесли старика и положили его рядом с девушкой на другой диванчик. Пока мы его укладывали, девушка очнулась, открыла глаза, долго осматривалась кругом и потом, поняв, в чем дело, ласково улыбнулась и произнесла вполголоса:
— Мерси…
— Я думаю, — скахал мне Лазарев, — оставить их здесь и вместе с судном прибуксировать в нашу гавань.
Я согласился, что это будет самое лучшее, и, уходя, посмотрел на девушку. Наши взгляды встретились, и она опять улыбнулась. Мне стало вдруг радостно, как тогда при встрече с Саррой. Я не помню, как мы вышли на палубу, захватив свои ружья.
Наше появление приветствовал Алексей, начавший уже беспокоиться.
Лазарев внимательно осмотрел примерзшую льдину и велел Алексею подъехать к носовой части яхты, откуда мы спустили канат. Алексей поймал его конец и прикрепил к стальной перекладине между лодок.
— Теперь мы попробуем встряхнуть яхту, — сказал Лазарев, — авось, от нее оторвется часть льда, льдина сильно подтаяла.
Мы снова пересели в лодки и дали полный ход вперед, винты запенили воду и помчали нас по глади моря. Держа руль, я не спускал глаз с яхты.
Вдруг сильный толчок сбросил меня с места, и я удержался только потому, что крепко вцепился в колесо штурвала. Алексей и Лазарев упали на палубу.
Со стороны яхты послышался шуршащий шум, и мы, оправившись от толчка, увидели, как большая часть льдины стала отставать от яхты, а ее нос с легкой пеной стал резать воду. Мы еще прибавили ход, пустив воздушный винт.
Через час мы уже входили в нашу бухту.
VII
Вся наша колония толпилась у берега, когда мы крепили буксирный канат с яхты у пристани. Лазарев в кратких словах рассказал обо всем виденном, и мы тотчас же отвалили от берега и направились к яхте. Теперь трап висел уже прямо над водой, а остаток оторвавшейся льдины начинался позади него и шел к корме.
Мы с Лазаревым снова взобрались на судно и вынесли на руках старика, положив на палубу лодки. Потом я один бросился вверх по трапу за девушкой, словно боясь, чтобы ее не понес Лазарев. Она встретила меня улыбкой и доверчиво обвила руками мою шею, когда я поднял ее с диванчика и понес на палубу.
Спускаясь по трапу, я заметил, что лицо девушки озарилось радостью при виде нашей колонии. Она тихо шепнула мне что-то по-французски.
Я не понял слов чужого языка, но сердце мое забилось от этого шопота.
— Милая, прекрасная, — шевелил я одними губами, и мне было жаль отдавать ее в руки Лазарева.
Он принял ее с палубы и весело спросил:
— Eh bien, mademoiselle, comment vous trouvez vous? (Ну, как мы себя чувствуем?)
— Un peu mieux, monsieur, je vous remercie. (Немного лучше, благодарю вас.)
Когда мы подъезжали к берегу, я старался держаться ближе к ней. Она часто взглядывала на меня и вдруг, указав на себя пальцем, сказала:
— Люси!
Я радостно догадался и, повторив ее жест, произнес:
— Игорь!
Она улыбнулась и проговорила с акцентом:
— Игòр…
Когда мы пристали к мосткам, она повернулась ко мне и, протянув руки, сказала с улыбкой:
— Игòр!
Я поднял ее, как ребенка, и вынес на руках прямо к маме.
— Мама, — воскликнул я, — она удивительная девушка!
Мама улыбнулась, потом, взяв Люси за виски, повернула к себе ее улыбающееся личико и поцеловала.
— Мы будем любить тебя, моя крошка, — сказала она по-французски.
Девушка порывисто обняла маму, слезы хлынули у нее, и она прошептала:
— Неужели все кончилось, и это не сон? Мама ласкала ее и успокаивала. Я слушал, как они разговаривали, не понимая слов. Два раза я слышал, как Люси произнесла мое имя, а мама, обернувшись ко мне, сказала:
— Люси благодарит тебя. Она хочет учиться по-русски, так как ты не знаешь французского языка.
— Скажи ей, — проговорил я, краснея, — что она чудная, прекрасная девушка…
Я оставил Люси в маминой комнате и отправился на работу, так как я не кончил своего урока. Три часа до своей смены я работал сутроенной энергией, напевая все песенки, какие знал, и никогда не казался мне мир таким прекрасным, как теперь.
Снова мне хочется повторить в памяти все те непередаваемые в словах мелочи, из которых выросло большое глубокое чувство, озарившее утро моей жизни. У меня звучат в ушах первые фразы Люси на русском языке. Она коверкала слова и смешила всех, а для меня эти неправильные и забавные фразы были полны смысла.
И неохотно я отрываюсь от воспоминаний личного счастья, чтобы продолжать летопись нашей
