У меня перехватывает дыхание. Сердце замирает. Мне хочется сорвать камень с ее шеи. Разодрать ей лицо в клочья только за то, что она лапала сердечный камень своими грязными ручищами.
— Отдай! — кричу я и вырываюсь изо всех сил.
Великанша отшатывается и замечает, куда я смотрю. Она растягивает губы в злобной усмешке.
— Тебе нравится мое ожерелье? — спрашивает она. — Я его случайно нашла. Нынче люди не следят за своим добром, все разбазаривают.
Я с ненавистью гляжу на нее. Сжимаю кулаки и дергаю цепи.
— Поосторожней, красотка! — Она взмахивает бритвой и смотрит на Эмми.
Я бессильно сутулюсь.
Миз Пинч хватает меня за оставшиеся пряди. Сбривает все до единого волоска. Голова у меня совершенно лысая.
С Эмми сняли цепи. Ее заставляют драить полы, носить воду, мыть посуду. Сестренка делает всю грязную работу, которой не хотят заниматься Пинчи.
И чтобы я хорошенько усвоила, как обстоят дела, Миз Пинч лупит Эмми всякий раз, как застает нас вместе. Бьет ее по голове, щиплет за руки. Дает понять, что не шутит. Однажды Эм несла воду, а Миз Пинч подставила ногу. Сестренка споткнулась. Так за то, что ведро расплескалось, великанша Эмми избила.
Эм все сносит. Терпит и молчит, не издает ни звука.
И я тоже.
Сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в ладони.
Мы путешествуем вместе с ветром. Останавливаемся, когда он стихает, двигаемся, когда он дует. Но ветер чаще стихает, чем дует. Я вижу солнечный свет или ночное небо в просвет двери, когда Пинчи заходят или выходят из хижины. Понятия не имею, сколько прошло дней. Эмми тоже не знает. Кажется, будто мы здесь были всегда.
Эмми стала бледная, измученная. Тихо плачет по ночам.
Кормят меня вкусно, до отвала. Им надо, чтобы я набралась сил.
Целыми днями я сижу на койке. Руки и ноги у меня в кандалах, да еще я прикована цепью к стене. Миз Пинч три раза в день снимает с меня оковы, заставляет делать разминку, но из хижины не выпускает. Пока я разминаюсь, она держит нож у горла Эмми.
Нож непростой. Мой нож. Тот самый, что я вложила в ножны в голенище ботинка. Она его у меня забрала. Миз Пинч насмехается надо мной, дразнится. Ее усмешка словно говорит: «Давай, только попробуй. Увидишь, что будет». Ей не терпится поранить Эмми моим собственным ножом.
Я вроде как свободна, но сделать ничего не могу.
С виду я спокойна. Не позволяю Миз Пинч заметить ненависть, что горит в моем сердце. Ярость, что кипит у меня внутри. Мое лицо не выражает ничего.
Наблюдаю за ней. Наблюдаю за ним.
Выжидаю момент.
Если с ветром повезет, завтра мы будем в Городе Надежды.
ГОРОД НАДЕЖДЫ
Рустер Пинч бросает якорь «Лебедя пустыни». Мы почти добрались до Города Надежды.
Миз Пинч развязывает меня и велит выходить.
Я иду за ней на палубу. Кандалы звенят. Стою, щурясь от яркого солнца. У меня кружится голова. С тех пор как нас схватили, я не выходила из темной хижины. Дней пять или шесть. Смотрю на солнце. Полдень.
Город Надежды лежит перед нами. До него чуть меньше лиги. Он начинается у подножия холма и беспорядочно взбирается на склоны. Я никогда прежде не видела больше одной хижины за раз. Па рассказывал, что Разрушители кучно и тесно жили в городах, но я никогда не думала, что увижу такое.
Мне и не приходило в голову, что город — это всего-навсего множество лачуг, которые жмутся друг к другу. Если одну пнуть хорошенько, то остальные завалятся.
— Какой прекрасный вид! — говорит Пинч. — Ничто так не радует сердце, как суета бурлящего жизнью города!
Вокруг нас суматоха. Мимо «Лебедя пустыни» с грохотом проезжают телеги. Их тянут упряжки грозных псов-волкодавов. Люди едут верхом на лошадях, мулах или верблюдах. Многие идут пешком. Все они стекаются к воротам в городской стене, сложенной из всякого хлама. Я никогда прежде не видала столько народу сразу. Оглядываюсь по сторонам. В голове не укладывается, что так бывает.
Эмми стоит возле меня. Пинчи не смотрят на нас. Я приподнимаю руки в кандалах. Эмми проскальзывает под цепи и прижимается ко мне. Обнимает меня крепко-крепко. От постоянной работы она совсем исхудала.
— Вот и Город Надежды, — говорю я.
— Что теперь будет? — шепчет Эмми.
— Скоро узнаем, — отвечаю я. — Ты пока во все глаза высматривай Лу.
Вдруг раздается знакомое карканье. Гляжу наверх. Высоко в небе парит большая черная птица.
Нерон!
Ворон пролетает над нашими головами и снова взмывает в небо. Мое сердце взмывает вместе с ним. На глаза наворачиваются слезы.
Должно быть, все это время он летел за нами.
— Я знала, что он не оставит нас! — восклицает Эм.
— Отойди от меня, — говорю я. — Побыстрее, пока она не заметила.
Я снова приподнимаю кандалы. Эмми отступает на шаг. Миз Пинч оборачивается и грозно сдвигает брови.
— В чем дело? — спрашивает она. — Или порядок забыли?
Она хватает Эмми и замахивается для удара.
— Миз Пинч, радость моя! — окликает ее муж. — Колесница прибыла!
Великанша оборачивается.
Из-за «Лебедя» появляется облезлый верблюд. За собой он тянет ржавый возок. Похоже, верблюд не слишком-то доволен жизнью. Он закатывает глаза и щелкает длинными желтыми зубами у ног мальчишки, который сидит у него на горбу.
— Разберусь с тобой после, — говорит Миз Пинч Эмми. — Вот только дела закончу.
— Эй, пошевеливайтесь там! — кричит мальчишка. — Я тут весь день торчать не собираюсь. Куда едем?
Миз Пинч дергает меня за цепи. Я подхожу.
— К Хозяину Клетки, — говорит великанша.
Мы тащимся на сдутых шинах по улочкам Города Надежды. Я смотрю в окно. Мы еле двигаемся в толпе. Люди прижимаются к возку и разглядывают нас. Погонщик верблюда щелкает хлыстом. Нам освобождают дорогу.
Высматриваю в толпе золотистые волосы, заплетенные в длинную косу. И глаза, голубые, словно небо в ясный летний день.
Вижу спину мужчины. Широкие плечи, светлые волосы… Короткие, но его могли и остричь. Рост тот же. Сердце выпрыгивает из груди. Каждый мускул моего тела напрягается.
Он поворачивается. Это не Лу.
В окно просовывается какой-то чужак, хватает меня за руку и тянет к себе.
Я упираюсь, цепляюсь за стенки возка, вырываюсь что есть сил.
