Горазд господин граф на вопросы. Ну вот что ему отвечать? Это ж, считай, всю теорию излагать надо от Маркса с Энгельсом и далее… а из меня комиссар известно какой. Все больше финкой да автоматом агитирую. Опять же… сболтну чего не того.
– Ваша светлость, – говорю. – Честно – у меня на такие вопросы отвечать ни знаний в голове, ни полномочий на погонах.
– Да я, знаешь ли, догадываюсь, – говорит Леммит и на пустой кубок так обиженно смотрит… чашка маленькая у дитяти. – Но все равно спрашиваю. Вдруг кто да знает.
– Если бы кто знал, – говорю, – по крайней мере, из наших… то сей же миг эти проклятые войны прекратил.
– Может, так. А может, и нет.
Нет, думаю, ему определенно замполит хороший нужен. Для поднятия боевого духа. Раз с этим одна Лера не справляется, то случай серьезный. Клинический, можно сказать. Уж не знаю, с чего это господина графа в такую меланхолию потянуло… разве что это у него похмелье такое?
– По второй?
– Ага, – киваю, а сам лихорадочно соображаю – литр во мне уже есть плюс утреннее. От части, правда, по дороге избавился, но… правда, у них тут с этим делом проще некуда. Я, пока по лагерю шел, не только парней за этим занятием наблюдал, но и… противоположный пол.
Повезло. Только Лера снова кубки наполнила, как на горизонте мой старый друг Яго нарисовался. А с ним еще один – парень лет под тридцать, а может, и меньше – война-то старит, – высокий, на правой щеке шрам ветвится, и на правую же ногу прихрамывает.
Прохромал он так два шага от входа, вытянулся.
– Десятник Шаркун прибыл, ваша светлость.
Глава 19
Отошли мы от графского шатра шагов с полсотни, и тут я как раз закуток между палатками подходящий приметил. Везде вокруг народ суетится на манер мурашей всполошенных – кроме этого местечка. И причина тому есть, вполне уважительная – запашок оттуда шибает… хороший такой, густой. Это с учетом того, что в остальном лагере тоже далеко не благоухает. Ну да запах, думаю, не пули, пригибаться не надо.
– Давай-ка, – киваю Шаркуну, – отойдем.
Десятник на меня искоса так глянул.
– Как прикажете.
Нравился он мне чем дальше, тем больше. Уверенностью своей спокойной. Другой бы на его месте вокруг нового командира такие фигуры высшего пилотажа выписывал – не всякий истребитель уследит.
Подошли к закутку. Я один раз носом повел – нет, чувствую, переоценил свои силы. Не выйдет тут постоять… долго. Не знаю уж, как в соседних фургонах это амбре переносят, но мне без противогаза совсем неуютно стало.
– Извини, – говорю. – Еще чуть пройдем.
А вот тут он улыбнулся. Первый раз за все время.
– Как прикажете.
– Орлы-то твои, – спрашиваю, – то есть наши, где?
– Их с самого рассвета на учебу погнали. Десяток лиг туда, десяток обратно, да поединки учебные. К вечеру приползут.
– Я бы тоже с ними отправился, – продолжает Шаркун, – да нога от этой сырости разошлась.
– А что, – спрашиваю, – лошадь по штату не положена?
– Не знаю, как «по штату», – отвечает он, – а простым десятникам не положена.
– Ясно.
Вообще-то я думал с пряником подождать. Приглядеться поближе для начала… прокачать… а с другой стороны, кто мне, если что, помешает его обратно разжаловать, как не оправдавшего доверия.
– Вопрос, – говорю. – Как у вас тут присвоение очередного звания обставляется? Непременно церемония с мечами и фанфарами или просто свиток с печатями в канцелярии сварганить?
– От случая зависит. Тонкий…
– Тогда, – говорю, – будем считать, что вам, товарищ старший десятник, как раз такой случай выпал.
А вот этим его проняло. Остановился, шрам зачем-то потрогал.
– Позвольте спросить, господин граф?
– Спрашивай. И… давай без этого графа. Непривычен я к нему. Товарищ старший сержант, а лучше просто – Сергей. И на «ты».
– Как прикаже… прикажешь, Сергей.
– Ну а тебя, товарищ старший десятник, как величать? – спрашиваю. – Шаркуном все время… неудобно как-то.
– Иногда, – улыбается товарищ старший десятник, – я отзываюсь на имя Ралль.
Ралль, значит. Забавно, почти как Ральф звучит. Не запутаться бы.
– Так что за вопрос-то?
– Может, господин непривычный граф недостаточно осведомлен… в королевской армии трудно стать десятником, а старшим десятником еще труднее.
– И?
– Следом за старшим десятником идет сотник, – продолжает Ралль. – Чин, дающий право на герб… на родовое имя.
– Дворянство, в смысле? – уточняю.
– Да.
Ну да, припоминаю, у нас тоже что-то подобное было. Петр Первый ввел. Как там эта штука называлась – Табель о рангах? Только там сначала личное дворянство давалось, а до потомственного дослужиться – это если крупно повезет. У нас на улице жил один… аккурат перед Октябрем прапорщика получил. Напился он однажды до синих чертиков, так что поперек улицы на четвереньках полз и все орал, чтобы его «их благородием» называли. Хорошо, мужики душевные попались – сволокли их благородие в сторонку, под забор.
– Так что за вопрос-то?
– Это ж какого дракона, – тихим таким, напряженным тоном спрашивает Ралль, – какого черного магистра угробить нужно, если за это заранее чины под ноги швыряют?
– Хороший вопрос. А ответ – не знаю. Только, – говорю, – драконом да магом дело вряд ли ограничится. С такими делами я и один хорошо справлялся.
Ралль на меня глянул… даже не знаю, как назвать… с ужасом, но веселым.
– Так это ты тот самый красмер?
– Как-как ты меня назвал?
– Красмер. Так мы называем пришельцев из вашего мира.
Да это же они, соображаю, над словом «красноармеец» поиздевались.
