Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

человека.

Мятлев с подозрением посмотрел на Вяземскую.

– Ты его никаким зельем не угощала?

Девушка не успела ответить, за неё сказал всё правильно понявший Фёст.

– Она – нет, а я сейчас угощу, – и нагнулся, открывая тумбу старинного письменного стола, ещё в нэповские годы приспособленного Лихаревым под верстак.

Все на мгновение замерли, ожидая, какой страшный пыточный инструмент извлечёт оттуда Вадим. Выражение лица у него было слишком многообещающее. Даже Людмила на секунду поверила во что-то подобное. Однако на свет появилась обычная (ну, не совсем обычная, довольно причудливой формы) бутылка чёрного стекла.

– Смеяться будете, – сказал Фёст с лицом человека, сумевшего хорошо всю компанию разыграть, – а я тут у вашего друга Валентина Валентиновича, – подчеркнул он голосом специально для Герты с Людой, – в похоронках этот сосуд обнаружил. Подумал было, а вдруг там не выпивка, джин какой заточён, Абдурахман ибн Хоттаб к примеру, но – рискнул, откупорил. Знаете, товарищ Лихарев ещё с времён до исторического материализма бутылку заначил.

Не иначе, в Торгсине[55] приобрел, ещё «до угара НЭПа». Изумительный напиток. «Бисквит» называется. Мне кажется, в этом помещении время вообще не движется, ни взад, ни вперёд, вот коньячишко и не выдохся совсем за девяносто лет. Продегустируем?

Мятлев слегка смешался. Что-то не по сценарию повёл себя Вадим Петрович. Коньяк какой-то приплёл. К чему?

– Ты, Людочек, это, насчёт рюмок распорядись. Да чего там рюмки, сразу стопки давай, ну те, серебряные, на кухне…

Вяземская убежала, Герта села в сторонке, на древний, тяжёлый, будто из чугуна табурет, оперлась спиной о стену, закинула весьма раскрепощённо ногу за ногу, совершенно как знаменитая в советские годы актриса Людмила Целиковская в роли лётчицы из кинофильма «Небесный тихоход» (1945 г. выпуска). Там фронтовые девушки-красавицы тоже носили хромовые сапожки на заказ, синие юбочки на ладонь выше колен, гимнастёрки затягивали «в рюмочку» офицерскими ремнями. Валькирии-«печенежки» такие фильмы смотрели с особым удовольствием, кое в чём пример брали. Сейчас подпоручик Витгефт неизвестно для кого свои форменные прелести демонстрировала, то ли для Мятлева, то ли для генерала пленного. Игру Фёста она пока не раскусила, но что-то интересное в ближайшее время ожидала. Поскольку старший товарищ ничего просто так не делает, можно будет кое-чему поучиться.

– Да вы, госпожа Витгефт, пардон – баронесса, подвигайтесь поближе, вам туда никто специально подавать не будет…

Герта хмыкнула, придвинула табурет, чтобы как-то обозначить своё участие в игре, закурила, манерно отставляя руку с зажатой между указательным и средним пальцами сигаретой.

Вяземская вернулась, держа в обеих руках шесть массивных серебряных чарок. Одна лишняя или две, неизвестно, будет ли Фёст и подследственного угощать.

– Ну что ж, присаживайтесь, господин Стацюк, – сказал Вадим, и Людмила ногой подвинула к нему свободную табуретку. – В ногах правды нет…

– Но правды нет и выше, – непонятно к чему, довольно загробным голосом процитировал заговорщик.

– Это в смысле чего? – коротко хохотнул Мятлев. – Выше ног? Не понял…

Девушки тоже заулыбались генеральской двусмысленности.

– Не существенно, – пресёк веселье Фёст. – Тут у нас серьёзный разговор намечается.

Он неторопливо, держа паузу, наполнил четыре чарки, над пятой слегка придержал руку.

– Тебе – наливать? Выпьем, тогда один разговор пойдёт, возможно, и взаимополезный. Нет – в одни ворота играть будем. Я доходчиво выразился?

То ли военнопленный, то ли просто схваченный на месте преступления бандит Стацюк не раздумывал.

– Наливай, чего уж. Я не Космодемьянская, мне геройски молчать под пытками и в одиночку помирать «в борьбе за это» никакого резона нет. Уж лучше старого коньяку выпить, чем демократизатором по почкам. Или что вы тут применяете…

– Мы много чего применяем. Есть вещи покультурнее «изделия ПР-73». Мне с юных лет нравится магнето от старого доброго полевого телефона…

Фёст не поленился, снял с полки над столом названное устройство, продемонстрировал. Для чего-то Лихарев его там держал. Простенькая вещь, железная, размером в кулак, ручка как у кофемолки, зубчатое колесо, два провода на выходе. Примитив, а такую искру даёт, что не только мотор самолётный без аккумулятора завести можно, но и человек от непереносимой боли не хуже мухи способность по стенкам лазать приобретает.

– Но если ты очевидную готовность к сотрудничеству проявляешь, зачем же… Выпьем, закусишь, давно небось маешься, ну и поговорим ладком. Предупреждаю, Коля, чтобы потом недомолвок и предъяв не было – я тебе ничего не обещаю, поскольку не правомочен. Президент у вас ведь жив пока, по странной случайности, и от должности не отстранён. Я только гуманное обращение могу обещать и эту… Судебную сделку, как нонче становится принято. Ты колешься со всеми потрохами, а тебе за это – срок ниже нижнего предела…

Всё вместе – девушки, коньяк, перенос в пространстве-времени, суржик взявшего его в плен полковника неизвестно какой службы, смешавший в себе вполне интеллигентную речь с блатной музыкой окончательно доконали Стацюка, вторые сутки не спавшего и не евшего, зато на самом деле тщательно перебравшего по минутам всё происшедшее.

– Сказал же – буду говорить, и хватит «му-му» гонять, – сохраняя подобие достоинства, скривился генерал и залпом выпил вежливо поданный ему Людмилой коньяк.

Два соединённых параллельно Шара, по схеме, наскоро придуманной Людмилой и Гертой на базе собственных знаний и весьма подробных записей Лихарева, в техническом журнале давали Фёсту широчайший спектр возможностей, тайной которых он не собирался делиться и с Мятлевым. Во избежание, как говорится.

Один Шар записывал все произносимые в этой комнате слова, и допрашиваемого, и остальных присутствующих, анализировал по фактологическим, интонационным, эмоциональным, семантическим и семиотическим характеристикам, выделял в отдельную графу, как говорилось раньше, или «файл», по- нынешнему, всё, что относилось к интересующей допрашивающего теме. Второй, внепространственно связанный с носителями «фиксированной информации» (хотя и находились те сейчас в параллельном мире), выбирал в базах данных и систематизировал всё, касающееся упоминаемых Стацюком личностей и фактов.

Принцип, совершенно противоположный верископу Бубнова – Ляхова, но получить почти исчерпывающую оперативную и личную информацию на любого человека, хоть мельком упомянутого Стацюком, эта конструкция могла без проблем. И одновременно поразить, деморализовать его знанием таких подробностей служебной и личной жизни, которые на самом деле никому не могли быть известны, если только не вело человека опытное, весьма квалифицированное подразделение с самых ранних лет его жизни и постоянно. Ничего не стоило, например, предъявить тому же генералу Стацюку только что изготовленную, но выглядящую соответственно реальному возрасту фотографию фривольного содержания с подружкой ещё студенческих лет. Его жены с любовником где-нибудь в Гаграх или, если ближе к теме – конспиративного собрания заговорщиков в весьма уединённом и абсолютно никому из непосвящённых неизвестном месте.

Несколько больше труда составило подключение системы ко всем действующим в Москве компьютерным сетям, как локальным, так и общего доступа. При Лихареве и даже во времена работы координатором Ирины такого чуда техники, как «Всемирная паутина», ещё не существовало, но в принципе невелика разница, что к старинным ручным телефонным коммутаторам подключаться, что к современным серверам. Каждый Шар сам себе модем, а также что угодно другое.

Может показаться, что при наличии таких возможностей нет никакой необходимости в личном допросе.