– Туда!
Они подбежали к росшим в больших кадках пальмам. За кадками, раскинув в стороны неестественно вывернутые в суставах руки, лежал на спине Рашид. Грудная клетка телохранителя, словно развороченная изнутри, живо напомнила Андрею кадры из фильма «Чужой» – там гнездившаяся в желудке человека инопланетная тварь выбиралась наружу, ломая ребра и разрывая кожу.
– Опоздали, – в сердцах бросил Кирсан.
– Видишь? – тяжело дыша, проговорил Андрей. – Это сделал настоящий хозяин Конька. Телохранителю, скорее всего, поручили просто держать предмет при себе, чтобы сбить нас со следа…
– А теперь Конек вновь вернулся к своему хозяину? Срочно идем к Бунину!
– Погоди, – Андрей наклонился над телом Рашида. – Вдруг у него было при себе еще что-нибудь интересное?
– Не двигаться! – крикнул кто-то за спиной. – Оружие на землю, руки за голову!
Андрей обернулся и увидел стоящих в дверях зимнего сада мужчин. Одним из них был подполковник Поздняк, вторым – человек, которого Илюмжинов несколько часов назад стукнул утюгом. Третьего Андрей не знал. В руках у всех троих были пистолеты.
– Андрей Львович, – угрожающе проговорил Поздняк, – если вы не подчинитесь, мы будем вынуждены открыть огонь на поражение.
– Брось пистолет, Андрей, – шепнул Илюмжинов. – Силы слишком неравны…
Гумилев вздохнул и отшвырнул пистолет в кадку с каким-то разлапистым растением.
– Ну, вот так-то лучше, – буркнул Поздняк. – А теперь извольте подойти сюда.
Андрей подошел. Подполковник выглядел таким гордым, будто только что предотвратил третью мировую войну.
– Руки попрошу, – сказал он почти ласково.
На запястьях Гумилева второй раз за день защелкнулись наручники.
– Ваших рук дело? – спросил Поздняк, осмотрев тело Рашида.
– Разумеется, моих. Я голыми руками вырвал ему все ребра и разодрал кожу от горла до пупка. А еще я съел его сердце.
– Напрасно вы иронизируете, Андрей Львович, – покачал головой подполковник. – Дело-то серьезное.
– Мы обнаружили тело за несколько минут до вашего появления, – пояснил Илюмжинов. – Ясно же, что это тот же почерк, что и в убийствах Алферовой и Жанны.
– Почерк, почерк… – дружелюбно передразнил его Поздняк. – Вы, Кирсан Николаевич, человек государственный, мы вас охранять должны, а вы вон чего тут устроили… беготню по станции вместе со всякими подозрительными личностями…
– Андрей Львович – мой друг, – твердо сказал Илюмжинов. – Я могу дать показания, свидетельствующие о его полной невиновности.
– Если понадобится, дадите, – усмехнулся Поздняк. – А пока что, будьте добры, отправляйтесь в свою каюту. Андрея Львовича мы забираем с собой как человека, подозреваемого в совершении одного и более убийств и покушении на жизнь офицера госбезопасности.
– Я никуда не уйду без Гумилева! Если хотите, можете арестовать меня тоже.
Поздняк покачал головой.
– Ну, зачем вы осложняете себе жизнь, Кирсан Николаевич? Судьбу вашего Гумилева решать не нам, а очень высоким инстанциям.
– Я сам себе инстанция, – в голосе Илюмжинова зазвенел металл. – Может быть, вы забыли, подполковник, но я глава Республики Калмыкия. Если хотите, чтобы о вашем самоуправстве узнал президент России, я могу вам это обеспечить.
Поздняк пробормотал что-то сквозь зубы.
– Вы что-то сказали?
– Нет, ничего… Ладно, если хотите, можете проследовать с нами до каюты, где будет находиться под арестом господин Гумилев.
Андрей ожидал, что его запрут в таком же техническом помещении, как и Бунина, но вышло иначе. Поздняк открыл дверь обычной каюты на нижней палубе и жестом пригласил Гумилева войти.
– Как видите, условия вполне комфортные, – усмехнулся он. – Вам, Кирсан Николаевич, грех жаловаться на то, что органы плохо обходятся с вашим другом.
– Я разберусь с этим недоразумением, Андрей! – Илюмжинов протянул Гумилеву руку. – Свяжусь с Москвой, подниму на уши Генеральную прокуратуру… И за Марусю не беспокойся – я за ней присмотрю.
– Спасибо, – Андрей почувствовал, что в горле у него застрял какой-то комок. Он пожал руку Кирсану, повернулся и вошел в каюту, которой предстояло стать его камерой. Какая ирония судьбы, подумал он, вложить миллиарды в строительство своей собственной тюрьмы!
В камере уже кто-то был. У иллюминатора, спиной к Андрею, стояла девушка с темными волосами и перебинтованным предплечьем.
– Марго?
– Андрей?
Она бросилась к нему, и Андрей, преодолев секундное замешательство, шагнул навстречу своей любимой.
– Ты что здесь делаешь?
– Сижу под арестом. А ты?
– Я, как видишь, тоже, – он продемонстрировал ей наручники. – Меня подозревают в убийствах и в покушении на Свиридова.
В глазах Марго сверкнули гневные искры.
– Они сошли с ума! Это все идиот Поздняк! Свиридов никогда не считал, что ты на это способен!
Андрей отстранился.
– А ты-то откуда знаешь?
Марго опустила глаза.
– Ты работала на спецслужбы? Это они вшили тебе кролика?
– Андрей, – голос Марго дрожал, – я должна, обязана тебе все рассказать. И я клянусь, что расскажу тебе правду. Всю правду, которую я знаю. Но это займет какое-то время. Пожалуйста, постарайся меня не перебивать. Я понимаю, это тяжело и может ранить тебя…
– Ничего, – бросил Гумилев, – я уже привык к ранам.
– И все-таки, постарайся выслушать меня. Потом суди, как хочешь. Договорились?
Андрей кивнул. В конце концов, торопиться ему теперь было некуда.
– Дело в том, что… – начала Марго.
Договорить она не успела. Всю станцию потряс страшный удар, как будто по «Земле-2» со всего размаху ударили молотом. Погас свет. Где-то истошно завыла сирена.
Пол под ногами качнулся и резко ушел куда-то в бок. Марго, вскрикнув, вцепилась Андрею в руку.
– Держись!
Станцию трясло, как больного в лихорадке. Казалось, еще немного, и она развалится на части. Гумилев хорошо знал, что это невозможно – запас прочности у «Земли-2» был рассчитан на космические перегрузки, но страх царапнул его душу стальными когтями.
– Что происходит? – крикнула Марго.
– Не знаю! Надо лечь на пол!
Легко сказать! Пол вдруг вздыбился вертикально, сорвавшаяся с места кровать сшибла Андрея и Марго так легко, как шар в боулинге сбивает кегли. Они покатились по полу, пытаясь уберечь друг друга от падающих со всех сторон предметов. В какой-то момент Андрей оказался зажат между столом и стеной, и Марго с неженской силой оттолкнула тяжелый стол ногами.
Все это сумасшествие закончилось так же внезапно, как и началось. Станция покачнулась и встала более или менее ровно, во всяком случае, пол снова стал горизонтальной плоскостью, и находился не над