довольствие.
Степа вновь возмутился и потребовал немедленного свидания с товарищем Чудовым. Федорович не возражал, но категорически настоял, чтобы Косухин приказал отряду двигаться в указанном направлении, а именно в казармы, где для товарищей черемховцев будет приготовлена горячая еда. К товарищу же Чудову они направятся вместе, тем более, что сам Федорович как раз собирался в городскую тюрьму.
Степа не понял, какая связь существует между товарищем Чудовым и городской тюрьмой – не означало же это, что вождь иркутских большевиков до сих пор томится в застенках? Федорович поглядел на Косухина еще более снисходительно, пояснив, что именно в городской тюрьме товарищ Чудов разместил большевистский штаб.
Степа вздохнул и отдал команду. К его удивлению, бойцы, услыхав о предстоящем обеде, разом потеряли революционную бдительность, мгновенно побратавшись с классово подозрительными солдатами. Тем временем из переулка вынырнул огромный автомобиль. Федорович кивнул, и Степа, вновь вздохнув, покорно сел в машину.
Тюрьма охранялась очень хорошо. Караульные долго не хотели пропускать Косухина, несмотря на грозный мандат, и лишь поручительство Федоровича открыло перед ним тяжелые ворота. Степа, еще ни разу в жизни в тюрьмах не бывавший, несколько оробел, но тут же одернул себя. Ведь именно здесь он сможет, наконец, повидаться с верным большевиком товарищем Чудовым!
…Пров Самсонович Чудов занимал маленькую комнатушку на втором этаже административного корпуса. Вождь большевиков сидел за столом, листая пухлое «дело» в серой обложке. При виде вошедших он грозно поднял брови, но затем радостно хмыкнул и, чуть переваливаясь, направился к гостям.
– А! Здорово, здорово, товарищ Косухин! – прогудел он низким басом, сжимая огромной ручищей Степину ладонь. – Вовремя ты, вовремя! Здорово, товарищ Федорович, проходи, проходи!
Бог не обделил Прова Самсоновича ни голосом, ни силой, зато ростом глава иркутских большевиков явно не вышел – невысокий Степа был выше Чудова не на голову, а чуть ли не на две. Но в остальном товарищ Чудов выглядел настоящим богатырем – особенно если не стоял, а сидел за столом, подложив на сиденье с полдюжины папок с делами. Пров Самсонович, очевидно, догадывался об этом, поскольку тут же уселся на место, предложив гостям рассаживаться на скрипящих и шатающихся стульях. Степа садиться не стал, а остался стоять, желая доложить Прову Самсоновичу по всей форме. Но его опередил Федорович.
– Отряд Косухина мы разместили, – заявил эсер, доставая из кармана кожаной куртки портсигар и неторопливо закуривая. – Но в следующий раз, товарищ Чудов, прошу меня предупреждать. В городе напряженная обстановка, этак недалеко до паники!..
– Ниче, ниче! – взмахнул ручищей Пров Самсонович. – Пущай буржуи мясами поерзают! Пущай страху наберутся. От того делу пролетарьята одна польза будет!
Федорович не стал возражать, но недвусмысленно поморщился. Степа же, напротив, был полностью согласен с мнением Прова Самсоновича. Смущало, правда, что его славный отряд был принят не за авангард Мировой Революции, а за деклассированный разбойничий элемент. Косухин решил, что в следующий раз следует заранее запастись транспарантом красного революционного колеру с соответствующей разъяснительной надписью.
– Мы распределим отряд товарища Косухина для несения караульной службы, – продолжал Федорович. – Плохо, что город не знают… Ну ничего, разбавим нашими!..
Степа чуть не задохнулся от возмущения. Его славных орлов не только отправляли ловить мешочников, но еще и «разбавляли» классово чуждым элементом! Между тем глава Политцентра перекинулся с хозяином кабинета несколькими словами по поводу какого-то генерала Ярышева, после чего пообещал заехать вечером и распрощался.
– Вот, видал! – буркнул Чудов после минутного молчания. – Думает, он тут хозяин! Ниче, ниче, ненадолго!
– А крепкий мужик, – заметил Степа, на которого зашитый в черную кожу председатель Политцентра все же произвел определенное впечатление.
– Посмотрим, какой-такой он крепкий! – пообещал товарищ Чудов, вставая и постукивая кулачищем по могучей груди. – И не таким вязы сворачивали! Мы с тобой, товарищ Косухин, первым делом чего должны сделать, а?
– Как чего, чердынь-калуга! – удивился Степа, любивший порой подобные кудрявые выражения. – Перво-наперво надо власть Советов определять!
– Точно, точно! – удовлетворенно прогудел Пров Самсонович. – Но для этого, товарищ Косухин, следует сил поднакопить. Пущай твои ребята по улицам походят да присмотрятся. А пока делами займемся. Дел у нас, товарищ Косухин, скажу тебе, много. Чистить город надо. Буржуев здесь – тьма. И офицерья тут, доложу тебе – сила. Лютые – страх!
– Да, сволочи они знатные, – кивнул Косухин. – Всех бы их – к стеночке, чердынь-калуга, да штыками, чтоб патроны зазря не тратить!
– Это правильно, – удовлетворенно заметил Пров Самсонович. – По-нашему это, по-партийному… Постой, – вдруг осекся он. – Ведь у тебя-то самого, товарищ Косухин, брат родной офицером был, белой костью!
– Чего-о? Ты это, товарищ Чудов, брось! – Степа вскочил и от возмущения даже взмахнул рукой. – Ты про белую кость-то не очень! Мой брат кости нашей, пролетарско-крестьянской. И был не каким-то там офицером, а летчиком. На «Фармане» летал!
– А какая к шуту разница? – удивился Чудов. – Офицер – он все одно офицер!
– А такая… – буркнул Степа и замолчал.
Степан Косухин очень любил своего брата Николая. Оба рано осиротели, и Николай, который был старше Степы на десять лет, растил младшего, защищал, помогал учиться, рассказывал дивные истории о дальних странах, полярных путешествиях, о первых аэропланах, которые в ту пору нелегко было увидеть даже на фотографической карточке. Степан гордился братом – таким сильным, красивым, смелым, втайне мечтая закончить летную школу и тоже выучиться на авиатора.
…В октябре 1914 года Степе сообщили, что поручик Николай Косухин не вернулся из разведывательного полета. Случилось это неподалеку от города Рава-Русская в далекой Галиции.
– Ну, товарищ Косухин, – примирительно заметил Чудов, – я ж тебя знаю, как верного партийца, а чуждый элемент, он всегда затесаться может.
– Николай – не чуждый элемент, – негромко, но зло отрезал Степа. – Он лучше всех вас был! Он в тринадцатом году рекорд высоты поставил. И на фронт добровольно пошел, хотя мог в авиашколе остаться!
– Ну это ты брось! – возразил Чудов. – Куда он добровольно пошел? На империалистическую войну, защищать царя да помещиков? Вижу, молодой ты еще, Степан, да недостаточно сознательный!
– Мне, между прочим, орден Красного Боевого Знамени сам товарищ Троцкий вручал, – нахмурился Степа. – А сюда Сиббюро прислало – видать, за несознательность!
Тут уж Прову Самсоновичу пришлось смолчать. Товарищ Чудов уважал товарища Троцкого и тем более Сиббюро, хотя и считал, что те, что находятся за линией фронта, ни черта в здешних делах не понимают.
– Ладно, – примирительно заметил он. – Закроем для ясности. Иди, товарищ Косухин, отдыхай, а вечером делами займемся. Будешь ты в городе Иркутске моим боевым заместителем!..
Отдыхать Степе пришлось здесь же, в помещении тюрьмы, в соседней комнате. Вечером же он получил под свою команду пятерых бойцов большевистской боевой дружины с приказом пройтись по разным адресам, где, по сведениям сознательных граждан, могли укрываться недобитые офицеры. Проводником был назначен молоденький очкастый гимназист из сочувствующих.
Первые несколько адресов оказались липой. Повезло лишь однажды – на одной из квартир удалось задержать полковника, забежавшего на часок повидаться с женой. Арестованного тут же отправили под караулом к товарищу Чудову, а сам Степа с двумя оставшимися бойцами да с очкастым гимназистом направились по последнему адресу – на улицу Троицкую.
