– Вы не туда попали…
Он нажал на рычаг и, сверяя каждую цифру с газетой, набрал номер еще раз. Занято. Позвонил опять – опять занято.
– Да что ж это!.. – прорычал Антон и вдруг очнулся.
Вика!! Уже подъезжает!
Оттолкнув телефон, Антон метнулся в прихожую и влез в сандалии. Шорты, футболка, обувь на босу ногу. Не щеголь, но времени переодеваться уже не оставалось. Забежав в комнату, он прихватил сторублевку – обычную, с Большим театром, – и выскочил на лестницу. Минут пять у него еще было, аккурат домчаться до метро и купить в палатке цветы.
Антон чуть-чуть опоздал, и они встретились у подъезда: он – взмокший, как конь, с зашибленными по дороге пальцами, с растрепанными розами; она – в юбке, надетой задом-наперед, в домашних шлепанцах и с недокрашенным глазом.
Перезвонить Антон так и не сумел. Сначала он еще помнил о шутниках из фирмы, пихал «Экстру-М» куда-то в угол и даже хотел выписать телефон на отдельный листок, но все откладывал на потом. Потом им с Викой стало как-то не до этого, потом газета пропала, а в следующем номере объявления уже не было.
О пляже они в тот день даже не думали. А сотню с Гагариным Антон все же сохранил. Он спрятал ее в толстую книгу и достал лишь в две тысячи шестнадцатом году, – просто «в шестнадцатом», так теперь говорили, – после образования Славянского Союза, когда Юрке уже исполнилось девять.
Отношения с начальником Валентином Валентиновичем у Антона складывались нормально.
