Петух, висящий на шее и холодивший грудь, помогал связать воедино то, что Богдан видел, из этих наблюдений делать неожиданные выводы и принимать правильное решение, но и только. К примеру, Богдан спер в толчее четыре пары новых сапог и нес их в тайник. По смятому лопуху, плохо прилаженной к забору доске и молчанию Тузика, запертого в тайнике, он понял, что там его ждет засада, и ломанулся прочь, но чья-то сильная рука уже держала его за локоть.
— Отпусти, больно! — зашипел Богдан.
— Не рыпайся, малой, а то башку отверну, — ответил мужик в форме краскома.
По поведению и голосу стало понятно, что выдавать Богдана краском не намерен. Были у него какие- то свои интересы. Он специально посадил в тайник засаду, чтобы отвлечь внимание Богдана, а когда тот заметался — поймал.
— Чего надо?
— Не ори, — спокойно сказал краском. — Ты же не хочешь, чтобы нас услышали?
Странное дело: петух ничего не подсказывал Богдану. Опасен ли незнакомец, полезен — понять было невозможно.
Они отошли к глухой кирпичной стене какого-то амбара.
— Воруешь, значит? — спросил краском.
— Не ворую, а подбираю потерянное.
— Мудро. Не надоело по мелочи работать?
Богдан даже рот раскрыл.
Краском велел называть его Ясным и рассказал, что скоро через Алгай пойдет эшелон с продуктами, обмундированием и денежным довольствием. Если успеть к этому времени собрать надежных людей, то можно неплохо поживиться, да еще и Советам насолить.
Солить Богдану не хотелось, но как только было сказано про эшелон, петух вновь включился: оно, соглашайся! И Богдан не пожалел. Собранная им за неделю компания нормально провернула дельце и разбегаться не стала. С этого момента Богдан следовал за Ясным.
Ясный время от времени говорил, где и что лежит без должной охраны, причем не только у красных, но и у белых тоже. От Богдана и его людей требовалось только не попадаться. Связь держали через голубей, но иногда Ясный сам находил
Богдана. Встречи казались совершенно случайными, но петух говорил об обратном.
Неделю назад голубь доставил письмо, в котором Ясный просил не шуметь какое-то время, а просто прочесывать степь в поисках большого отряда казаков. Как только отряд будет обнаружен, следует известить о нем Ясного, и тогда он сообщит о новом деле. Без петуха Богдан наплевал бы на приказы Ясного, но петух говорил — дело верное, не сомневайся. Богдан мучился, что зависит от какой-то железяки, но железяка ни разу не ошибалась. Так что Богдан продолжал патрулировать степь.
Он не знал, каким именно путем пойдут белые, поэтому заминировал несколько возможных. Но именно сегодня — фигурка намекнула на это, едва Богдан вскочил в седло, — сегодня будет веселье.
— Пошли, — сказал он, и четверка всадников умчалась в закат.
2 СЕНТЯБРЯ 1919 ГОДА
Лёнька
Луна в небе висела огромная и желтая, почти как солнце, и пусть степь не просматривалась до горизонта, все было отлично видно шагов на сто.
Всадники и повозки ехали почти с идеальными интервалами. Ковыли качались, словно волны, казалось: прыгни щучкой, войди без плеска в это серебряное море — и накроет тебя с головой, останется лишь подождать, когда отряд проскачет мимо. Потом вынырнешь — и плыви на все четыре стороны.
Сейчас, когда страх, зной и мошка остались позади и можно было как следует поразмыслить над тем, как сбежать, Лёнька понял, что поторопился. То, что в поселке казалось простым и очевидным, в походе оказалось чрезвычайно сложным. Во-первых, Лёнька постоянно находился под боком у Ми- лентия с Николой, и они не на шутку о нем пеклись. Во-вторых, отряд нарочно огибал все хутора и станицы на своем пути, чтобы не обнаружить себя ни единым чихом. В третьих же — ив главных! — Лёнька не знал, куда идти.
Получалось, что предупредить Чепаева о готовящемся нападении никак не получится. Оно, конечно, если подумать — ничего страшного. В конце концов, Лёнька не присягал Советам, и как раз даже наоборот — присягнул на верность Верховному Правителю, хоть и пальцы при этом скрестил. Но хотелось Лёньке, чтобы победили красные, а белые... ну, чтобы они просто ушли, несолоно хлебавши. Живые и здоровые по возможности.
— Чего задумался, Бедовый? — спросил Милентий.
— А? — не понял Лёнька. — Задумался? Так я это... бдю.
— Не бзди, — успокоил его Никола.
— Глухая тетеря, — обозвал друга Милентий. — Бдит хлопец, а не бздит.
— А чего бдить-то, за нас разъезды бдят. А то здесь бандиты пошаливают...
В этот момент раздался первый взрыв, в голове колонны. Кони испуганно шарахнулись в сторону, Николе стоило больших трудов сдержать свою пару, некоторые повозки все же понесло, и вскоре раздалось еще два взрыва.
— Ох, лихо, ох, лихо! Накаркал, щучий сын! — заругался Милентий на Николу и начал расчехлять пулемет. — Никак засада?
Однако стрельбы и новых взрывов не последовало. Казаки притихли и напряженно всматривались в степь, пытаясь разглядеть неведомого врага.
Прошло полчаса, все было тихо. Отряд снова двинулся вперед.
— Может, просто дорогу заминировали? — спросил Никола.
— Кто?
— Да кто ж знает...
— А коли не знаешь — не чеши языком. Засада это, спиной чую.
Теперь накаркал Милентий. В голове колонны опять началась суета, грохнули выстрелы, затрещали пулеметы. Послышались крики: «Вот они, дьяволы!», «Не убивать, живьем брать!», «Банднэки!» — и сразу несколько групп верховых отделились от отряда и умчались в степь, преследуя невидимых бандюков.
— Милентий, ты пулемет-то зачехли, — сказал Никола, — того и гляди — по своим очередь дашь.
— Не скажи. А если это краснопузые?
— Слышал ведь — банда это.
— А я говорю...
Совсем рядом, слева от колонны, заработал «льюис» — не прицельно и как-то глухо, будто из мешка. Пламени выстрелов было не видно, пулеметчик все время передвигался, так что сориентироваться, откуда он стреляет, было трудно.
— Кто это? — спросил Лёнька у Милеития, пока руки сами собой доставали коробку с патронами и заправляли ленту в пулемет.
— Да есть тут один, Богдан Перетрусов. Лет ему, кажется, не больше, чем тебе, а молодчикам его и того меньше. Шастают по степи, грабят, убивают, насильничают.
— И что, большая банда?
— Да кто их считал? При нем видели троих, но говорят, будто в каждой станице у него верные люди, потому что никогда его поймать не могли, даже когда засады устраивали. Он, щучий сын, точно не местный, пришлый, у него здесь ни семьи, ни бабы, но вот банду, видать, крепкую сколотил, никто его не выдает.
— А на нас зачем напал?
— Да бес его знает, он на всех нападает, как собака бешеная. Может, ради форсу своего бандитского, показать, что не боится никого. Он ведь и красных тоже пушит.
Мимо промелькнула чья-то тень.
— Вот он! — завопил Милентий и дал короткую очередь, но тут же охнул, крикнул «ложись» — и красиво сиганул через голову Лёньки прочь из тачанки. Вслед за ним прыгнул Никола.
