его глаза меняют цвет и как это пугает окружающих. ..
Казаки
— У меня все получилось! Я справился с заданием, я готов был принять вас завтра в Лбищенске. Возможно, я даже сумел бы обезвредить Чепаева, если бы не этот... — Ночков плюнул в Перетрусо- ва. — Отвяжите меня, в конце концов! У нас задание!
Бородин не отвечал, он смотрел на Белоножки- на. Подхорунжий тоже смотрел на своего командира, будто между ними шел какой-то разговор.
— Ночков, — спросил Бородин, когда молчаливое совещание закончилось, — ответьте на один простой вопрос: зачем вы натравили на нас бандитов?
— Я? Нет, это не совсем так, — ответил Ночков. — Мне нужно было узнать, насколько вы близко, нападения я не санкционировал!
— И операцию вы просили назначить...
— На пять часов утра, пока все крепко спят.
Белоножкин недобро ухмыльнулся.
— Да, точно, на пять утра, — улыбнулся подхорунжему Бородин. — Хотя постойте. Вы помните, что нам вчера говорил этот красноармеец, как его там?..
— Деревяшко, — подсказал подхорунжий.
— Деревянко, — растерянно поправил Ночков.
— Точно, Денис Деревянко, — обрадовался полковник. — Так что?
— О распорядке начдива Чепаева, ваше превосходительство.
— Помнится, очень ценные были сведения. Якобы Чепаев привык просыпаться крайне рано, до пяти утра, — полковник подошел вплотную к Ночкову и спросил: — Ночков, когда вы служили, кто просыпался раньше — вы или ваш командир?
Ночков не успел осознать, что прокололся на такой мелочи, как общий подъем: сзади свистнула шашка, и на крюке остались висеть только руки предателя. Голова, словно мяч, укатилась в угол блиндажа, тело без рук и головы мешком осело на земляной пол.
— Легко отделался, — позавидовал Перетрусов. — Я думал, вы ему сначала язык отрежете, потом еще что-нибудь...
— Белоножкин, я никак не могу поверить, что этот балагур — тот самый Перетрусов, — рассмеялся полковник.
— Я — тот самый, не сомневайтесь. Бы же знаете, что я отрезал вашим казачкам и куда именно вставлял?
И полковник, и подхорунжий потемнели лицами.
— Эй-эй-эй, ваше превосходительство, вы своему рубаке скажите, чтобы не торопился, — предупредил бандит. — Без пальца-то я еще куда ни шло, а без головы совсем бесполезным буду.
— Чем ты можешь быть полезен, Перетрусов? — спросил полковник. — Я без тебя знаю, что штурм нужно начать в три часа ночи, знаю, где дом Чепаева, знаю, где штаб. Есть ли в Лбищенске такое, что я без твоей помощи не смогу сделать?
— Чепаева вы узнать не сможете, господин полковник. Он сейчас со всеми своими бойцами на одно лицо, я его видел, вот почти как вас теперь.
— Ты же слышал — не нужен мне Чепаев, мне нужен его талисман.
— Но талисман-то у Чепаева. И домик его сгорел надысь, переехал Василий Иванович. Ухлопаете вы, скажем, половину его бойцов, хотя навряд ли — патронов не хватит. Еще сколько-то в плен возьмете, начнете стращать, чтобы выдали вам командира. Ладно, если погибнет Чепай вместе с первой половиной, тогда придется просто безделушку искать, а если выживет, да в ход пустит этого льва? Слышали, небось, что эта штука с людьми делает. Вас чепаевцы зубами загрызут.
— А ты, получается, сумеешь его найти?
— Уже нашел. Меня в Лбищенске верный человечек дожидается, он и выпасает вашего Чепая. И всего-то я от вас немного прошу — двадцать пять тыщ золотом.
— Каков мерзавец, а?! — восхитился полковник. — Я даже жалею, что поторопился с Ночковым.
— Да вы не жалейте. Кто он, ваш Ночков? Тля, сопля и ни рубля. Они, идейные, хуже всех. Я, конечно, тот еще сукин сын, боженька меня на тот свет вряд ли пустит, но со мной можно договориться, если цена хорошая.
— Цена? — полковник задумался. — Хорошо, давай поговорим о цене. Я хочу предложить тебе больше, чем двадцать пять тыщ. Как ты смотришь на то, чтобы я отпустил тебя живым, когда все закончится?
— Не «когда», а «если», — поправил полковника Перетрусов. — Уж поверьте мне — этим вашим «когда» еще и не пахнет совсем. Все еще тыщу раз поменяться может. Двадцать пять тыщ золотом!
— Наглый ты, душегуб. Молодой, красивый — и наглый. Подумай сам — разве в твоем положении можно условия ставить? Гляди — Белоножкин шашку даже не вытирает, потому что условия твои мы принимать не будем.
— Воля ваша, конечно. Но потом на себя пеняйте. Человечек мой не только за Чепаем в оба смотрит, но и за всей станицей. Увидит незнакомых людей, перепугается, шум поднимет...
Бородин долго сверлил недоверчивым взглядом красивые глаза Перетрусова, да так и не понял — блефует он или говорит правду.
— Добро, — сказал он, решив, что делать дальше. — Подхорунжий, снимите этого негодяя с крюка и залейте ему палец йодом. Под ваш личный контроль возьмете с собой в ударную группу, пусть указывает путь. Как только попытается обмануть или поставить новые условия — убить на месте.
Белоножкин аккуратно потянул за узел, и веревка будто сама собой распустилась, освободив пленника.
— Ох, спасибо, господа хорошие. Коли не обманете — не пожалеете, что со мной связались, а не с этим упырем, — Перетрусов беззлобно пнул тело. — Ну что, по коням?
Бородин покачал головой. Послал ведь Господь союзничка... или не Господь послал, а черт подсунул?
Думать на эту тему не хотелось. Допрос и очная ставка и так слишком затянулись, уже пятнадцать минут назад надо было начинать главную фазу операции.
Казаки были готовы. Накрапывал дождь, свистел ветер. Если мерить стратегическими и тактическими мерками, погода как нельзя лучше подходила для штурма. Караулить в такую промозглую ночь никому не хочется, все стараются спрятаться под крышу, желательно — с печкой. А диверсанту дождь не даст ни заснуть, ни расслабиться — в шуршании дождя легко можно пропустить посторонний звук. Так что сам Бог на стороне отряда.
Выехав перед строем, Бородин сказал:
— Знаю, что каждый из вас молится сейчас об успехе нашей миссии, о сохранении жизни соратникам, о лютой смерти врагу. Хочу просить вас о том, о чем не просил никогда и никогда больше не попрошу. Лбищенск — станица богатая, добра у красных предостаточно. Не трогайте ничего. Отвлечетесь — вас тут же застрелят, заколют, перережут горло. У нас одна цель — освободить станицу, трофеев быть не может, за мародерство расстреляю лично. Всем все ясно?
Молчание было ответом.
— Тогда — с Богом!
Отряд разделился на две лавы и начал движение.
Через час Лбищенск возьмут в клещи. Ударная группа подхорунжего Белоножкина снимет все посты и найдет дом Чепаева.
Как только Чепаев будет взят в плен или убит, а его талисман окажется в руках у Белоножкина, в небо пустят красную сигнальную ракету. Казаки войдут в станицу сразу с двух сторон, а четыре станковых пулемета и два орудия наглухо перекроют красным пути к отступлению.
Потом останется лишь отправить сообщение в Каленый и ждать подхода основных сил. Если, конечно, они у белого движения найдутся. У полковника Бородина на этот счет были самые мрачные предчувствия.
