— Бэ-у, бу, мэ, бум, бэ-а, ба, рэ-а, ра...
— Бумбараш? — обалдел Египетский Хлопок. — Ты где нашел документы Бумбараша, египетский хлопок?! Елдырин, ну-ка, дай ему промеж рог!
Началась потасовка. Брат Елдырин, по всей видимости, здоровенный детина, заслонил Лёньку от Египетского Хлопка. Лёнька оказался в тени и получил небольшую фору в маневре и защите. Он скинул с себя шинель, набросил на голову брату Елдырину. Елдырин запаниковал, начал махать руками куда ни попадя.
Египетский Хлопок орал, чтобы Елдырин ушел в сторону. Лёнька, слегка пригнувшись, приблизился к противнику и пару раз болезненно ударил детину под ребра. Тут бы Лёньке отступить и подождать, пока противник окончательно запутается в шинели, но он захотел добить этот ходячий шкаф и оказался неправ, потому что шкаф решил, что если не может попасть кулаком, то проще будет упасть на обидчика, и накрыл Лёньку своей огромной тушей.
Митяй
Лёньку, побитого и вымокшего, доставили в караулку, расположившуюся в хлеву. Несмотря на большой размер помещения и гуляющий по нему ветер, здесь было гораздо теплее, чем на улице. Из освещения в караулке имелся только масленый светильник, сделанный из гильзы снаряда с расплющенной горловиной.
— Кого привел, Очумелов? — спросил красноармеец, гревший руки о коптящее пламя.
— Да вот, египетский хлопок, шастал тут. Никогда такого не встречал. И знаешь, Митяй, чьи у него документы? Семки Бумбараша, египетский хлопок! Помнишь, который пропал месяц назад? Я думал, может, сбежал, он шибко по дому тосковал. А вот,
— Кто такой? — спросил Митяй, видимо, главный в карауле.
— Лёнька, — сказал Лёнька. — Времени сколько сейчас?
— Что, торопишься куда-то? — Митяй взял светильник и поднес его к самому лицу задержанного. — Да, на Бумбараша не похож.
— Я не Бумбараш, я Лёнька, Пантелкин.
— Не Пантелкин, а Пантелеев, — вмешался брат Елдырин.
— Почему Пантелеев? — удивился Митяй. — Ты его знаешь, что ли?
— Знаю. Он в третьей роте служит, — ответил Елдырин.
Очумелов раздраженно перебил его:
— Да не слушай ты его, Митяй, голова меньше болеть будет. У Елдырина земляк в третьей роте, Лёнька Пантелеев, а этот — другой, не Пантелеев.
— Да как не Пантелеев? — опять возмутился Елдырин, и Митяй со вздохом приказал ему заткнуться.
Лёньку от тепла разморило. Глаза стали открываться и закрываться с большим интервалом, коптящий светильник навевал какие-то совершенно невоенные мысли.
— Так, Очумелов, у вас еще два часа патрулирования, — сказал Митяй. — Живо пошли и поймали мне еще кого-нибудь. Я пока с этим разберусь.
Пререкаясь из-за Лёньки — то ли Пантелеева, то ли Пантелкина, — Очумелов с Елдыриным ушли в ночь.
— Так откуда ты здесь взялся, Пантелкин? — спросил Митяй. — Да не клюй носом, а то отрежу!
Грубый окрик вернул засыпающего Лёньку к реальности.
— Из Тихвина.
— Это где такое?
— Под Новгородом.
— Здесь как оказался?
Цепь событий, в результате которых Лёнька оказался в Лбищенске, виделась ему сейчас такой запутанной и надуманной, что он решил не мутить воду и ответил коротко:
— Я шпион белоказаков.
— О как! — Митяй крякнул от неожиданности. — Прямо самый настоящий шпион?
— Ага. Сколько сейчас времени?
— Да что тебе сдалось это время? — рассердился Митяй. — Надо будет — еще до рассвета расстреляем. У нас со шпионами строго. И чего шпионишь?
— Про это я только Чепаеву расскажу.
Митяй рассмеялся:
— А ты забавный, шпион Пантелкин. Не слыхал я еще, чтобы белоказаки себя белоказаками называли.
— Товарищ Митяй, не томи, скажи, который час, не то поздно будет!
— Что поздно будет?
— Чепая погубить хотят, тревогу поднимать надо.
— Что ты несешь, шпион? — обалдел Митяй.
— Чепая предали, и скоро сюда придут казаки и всех вас вырежут к чертовой матери! — заорал Лёнька. — Не веришь — не верь, но сведи меня к Чепаю, пускай он сам решит, вру я или нет!
Митяй испугался, занервничал. Арестованный имел при себе документы пропавшего без вести красноармейца, и доверия к нему не было никакого. Но страсть и убежденность, с которой он говорил о заговоре, не могли оставить равнодушным. Митяй решил рискнуть.
— Но смотри у меня, шпион Пантелкин, быстрее меня никто из револьвера не стреляет. Попробуешь убежать или финт выкинуть — мозги провентилирую, даже «мама» сказать не успеешь.
Митяй накрыл коптилку консервной банкой:
— На выход.
— А где выход? Не видно ж ни рожна.
— Два шага вперед, поворот налево — дальше прямо.
Послышался звук взводимого курка. Лёнька зажмурился и сделал так, как велел Митяй.
Чепаевец безошибочно ориентировался в темноте. Он вел Лёньку сквозь ночь и дождь, постоянно предупреждая, где прыгнуть, где обойти, где пригнуться, и они довольно быстро дошли до большой избы, окна в которой светились бледным оранжевым светом.
— Вот, — сказал Митяй, — здесь Чепай живет.
— Не спит, что ли?
— У него всегда свет теплится. Это вроде как знак у него такой — заходи, когда захочешь, всегда жду.
— Так что, стучим?
— Какое — стучим! Сразу пойдем.
Они вытерли ноги о положенную на ступеньки мешковину и вошли в избу.
— Василий Иванович, извини, что поздно, — громко сказал Митяй. — Я тут к тебе шпиона белоказаков привел.
В углу избы с койки вскочил взъерошенный человек с наганом в руке. Тут же прочь метнулся здоровенный котяра с голубым и зеленым глазами. Человек обматерил животное и непонимающим взглядом уставился на гостей:
— Чего? Где? Петька?
— Василий Иваныч, это я!
— Митяй? Ты охренел, любись оно конем, посмотри — половина третьего ночи!
— Так я ж шпиона привел!
— Шпиона?!
Глаза Чепаева, только что спросонья узкие, распахнулись.
— Где ты его взял, такого молоденького?
— Очумелов с Елдыриным привели.
Чепаев потянулся, положил наган на подушку и начал натягивать галифе.
