легче.
Спутник, он же демон, поглощённый бездной. И не иначе как сам Зевс поразил двигательную установку «Витязя». И скрипит, скрипит под ногами грунт, вот и распадок, рядом.
Благосклонно. Здесь ты, слепой поэт, немного подкачал. Ну да что уж там, тебе простительно, сквозь тысячелетия… И что там у нас дальше по поводу бессмертия и вечной молодости?
Пилот замер. Отёр слезящиеся глаза. Дёрнул кадыком, пытаясь сглотнуть несуществующую слюну. Пологий выход из разлома плавно перетекал в обширное плато. В пределах прямой видимости красовалась экспедиционная база. И не просто, а – образцовая экспедиционная база. В зыбком мареве восходящих потоков различимы были купола жилых отсеков, кубы лабораторных корпусов, шпиль энергостанции и даже, кажется, ангар для вездехода. Сколько до них? Километр? Два? Не больше.
Торопливой подпрыгивающей походкой он устремился вниз. Пьяное какое-то ликование; словно у канонира, в перекрестья оптических визиров которого угодил наконец долгожданный неприятель, да не просто неприятель, а… Бред, бред, долой из головы, он никогда не служил на имперских боевых кораблях, и откуда ему знать, какие чувства испытывал главный канонир Третьей батареи импульсных лазеров имперского крейсера «Трансцендентность» Иоанн Чжоу Линь, когда на линии боя внезапно показался флагман мятежников «Око Змея»…
В глазах потемнело. Острый приступ головокружения, и сразу – спазм живота, выворачивающий наизнанку внутренности. Он нашарил на бедре бластер, с треском отодрал от липучек и принялся палить, как ему казалось, в сторону базы. И уже не мог понять, что лежит на земле, что разряды веером уходят в неживое небо и тем более – что его заметили, что от небольшой, чуть поодаль от главных сооружений, буровой вышки к нему бегут двое в серебристых комбинезонах, будто катятся две капли ртути под невидимыми, но такими яростными лучами Ипсилона Андромеды.
Сознание вернулось мгновенно. Чья-то рука схватила за волосы и рывком выдернула со дна на поверхность ледяной воды. Воды. Пить не хотелось, слово «вода» больше не отзывалась во всём теле колокольным звоном. Пилот открыл глаза.
Стандартный медотсек. Несколько стоек с диагностическим оборудованием, прохлада, приглушённое синеватое освещение – блаженство после неистовства Ипсилона. И взгляд. Чуть насмешливый, но в меру озабоченный – как положено медику у койки больного.
Обладательница взгляда – женщина, да нет, скорее, девушка в голубом комбезе медицинской службы. С женщинами пилот не общался давно. По крайней мере, так близко. Виртуальное общение, оно, конечно, но – не в счёт.
Надо брать управление на себя, решил он. Потянулся на койке и поинтересовался:
– Кто вы такие? Как здесь оказались?
Она улыбнулась. Даже в неестественном освещении заметно было, как улыбка преобразила её: озорные искорки в серых… зелёных? или голубых? глазах заплясали отчетливей, медицинская озабоченность истаяла без следа, лицо с резко очерченными, широковатыми скулами оказалось миловидным и – не злым. Вроде и не красавица, рот большой, нос «греческий», а что-то есть… Славная девчонка, решил пилот. Но, похоже, вспыльчивая… судя по мимике и моторике.
– На ваш вопрос, больной, – «больной» прозвучало с оттенком лёгкой насмешки, – я отвечать не уполномочена, пока с вами не пообщается начальник экспедиции.
Пилот воздел очи горе. О, женщины. Как будто в слове «экспедиция» уже не содержится частичный ответ. Или она нарочно?
– Ответ принят. Второй вопрос – как я здесь оказался? И что со мной было?
– Меня Сандрой зовут, – неожиданно заявила дива. – Я начальник медицинской службы и биологической защиты.
– И сколько лет начальнику медицинской службы экспедиции?
– Вы наглец и хам.
Так. Понятно.
– Сдаюсь. Меня зовут Макс. Никаким краем не начальник чего-либо. Простой пилот грузовоза. А простым пилотам грузовозов быть наглецами и хамами сам великий Шрёдингер завещал.
– Кто?
Ого, посерьёзнела. Глаза как щёлочки. Руки в замок на коленку. Пальцы красивые, музыкальные, а коленка, та вообще выше всяческих похвал. Чем ей, интересно, Шрёдингер не угодил?
– Шрёдингер. Древнеэпический герой и мучитель кошек.
– Это вас, Макс, надо спрашивать, как вы тут оказались, только это Бертран спросит, он у нас самый главный. С вами же ничего ужасного не случилось. Перегрев, обезвоживание, тепловой удар. Пустяки. Но… – Она подалась вперёд, и пилот уловил аромат её тела, терпковатый, немного резкий, наверное, потеют на Калипсо и в кондиционированных помещениях… а может, просто месячные, гормональный фон. – Но вы аномально долго пробыли без чувств.
– Сколько?
– Около двенадцати биологических часов. Полное обследование организма отклонений от нормы не выявило, анализы – тоже. И ещё. Макс, вы всё время бредили.
– Бредил? – Этого только не хватало. – О чём же? О небе золотистом, о пристанях крылатых кораблей?
– Наиболее устойчивый бред – вы всё время вспоминали какое-то нестационарное уравнение Шрёдингера.
– Ах, так вот почему вы…
– Вот да, потому. Кого-то убеждали в необычайной важности этого уравнения, заклинали именами богов и учёных решить его. – Она потёрла указательным пальцем бровь. – Я не математик. «Метод подвижной сетки», это имеет смысл?
Пилот понял: взять на себя управление так и не удалось.
– Имеет. Один из методов решения нестационарного уравнения Шрёдингера.
– А «динамические характеристики суперпозиции состояний»?
– Возможно. Послушайте, Сандра, неужели я битых двенадцать часов сыпал формулами?
Она не улыбнулась.
– Нет, конечно. Вы много бредили на незнакомых языках. Похоже, это были стихи. В основном стихи. Вот один раз – на старорусском, я его понимаю, очень красиво, что-то про летящую стрелу, которая вне добра и зла…
– «Я пущенная стрела, и нет зла в моём сердце, но – кто-то должен будет упасть всё равно», это?
– Да-да!
– Дадите послушать запись?
И по выражению лица Сандры тут же понял:
– Вы не фиксировали мой бред?
– Нет…
– Плохо, – еле слышно пробормотал пилот. – Очень плохо.
И громко произнёс:
– Что ж, я готов предстать пред вашим Бертраном. Самочувствие отличное, настроение – хреновое. Где моя одежда, любезная Навсикая?
– Кто?
– Неважно.
Она указала на небольшой шкаф-купе и отчеканила:
