весьма далеки от идиллии.
У дома кна-гэгхэна шумела толпа. На Келюса, привыкшего к столичным митингам, она не произвела бы особого впечатления, но Фрол, мало избалованный политическими страстями в ПГТ Дробь Шестнадцать, весьма удивился. У крыльца собрались человек двадцать, большей частью крепкие бородачи в ватниках и военных комбинезонах. Среди мужчин было и несколько женщин, одетых весьма просто, но с обязательными темными платками на головах. На крыльце стоял высокий худой парень, что-то громко вещая, как не без удивления понял Фрол, по-русски. Он вопросительно посмотрел на Роха. Тот поморщился:
– Опять Асх. Шумный он…
– Асх? – удивился дхар. – Разве есть такое имя?
«Асх», насколько он помнил, означало просто «наш».
– А это и не имя, – согласился Рох. – Вообще-то, он Александр.
…Александр Шендерович был одним из троих, кто сумел пробраться в лес через кордоны. Он был родом из Столицы и до двадцати лет считал себя настоящим русаком, более того, будучи студентом, состоял в подпольной патриотической организации. Однако лет за десять до августовских событий эта организация была раскрыта сотрудниками другой, куда более влиятельной, Александру грозил арест, и он подался в бега. Попав к дальней родне, Шендерович узнал, что он не русский и даже не еврей, как намекали однокурсники, а дхар. Александра это открытие поначалу смутило, но вскоре он вполне освоился, только теперь Шендеровича вела не Русская Идея, а смутная мечта о Великом Дхарском Возрождении. В лес он прорвался буквально под пулями опешивших часовых и с тех пор стал самым беспокойным в небольшой общине, возглавляемом старым Варом.
– Демократ, однако, – печально констатировал Рох, тщательно выговаривая русские слова. – Так называемый…
Фрол понял это и сам, как только прислушался к тому, что доносилось с крыльца.
– Здесь говорят, что я не признаю решений Великого Собрания! – вещал Асх, делая рукой жест, сразу же напомнивший дхару виденные им памятники Вождю. – Это неправда, сограждане! Я чту решения нашего законно избранного законодательного органа. Но скажите мне, – голос оратора зазвенел иронией, – когда оно в последний раз собиралось? По-моему, наш уважаемый президент предпочитает принимать решения в семейном кругу!
Толпа зашумела, бородачи принялись многозначительно переглядываться. Кажется, Асх в данном случае был близок к истине. «Президентом» он, судя по всему, величал «завхоза» Вара.
– Мы теряем время, сограждане! Настал час выйти и предъявить свои требования. Блокады больше нет, в стране революция!..
Собравшиеся вновь зашумели, на этот раз недоверчиво. Очевидно, даже здесь в революцию не очень верили. Но это Асха не смутило.
– Мы должны объединиться с дхарами, живущими в эмиграции, и поставить перед оккупационным антинародным режимом вопрос о восстановлении дхарской государственности…
Фрол изумленно моргнул, с трудом соображая, что эмигранты – это дхары, живущие за пределами леса, а «оккупационный антинародный режим» он защищал у Белого Дома.
– Как первый шаг мы должны требовать возвращения бассейна Печоры… Да-да, конечно, Пех-ры. Затем…
Фрол лишь изумлялся, вспоминая скромные собрания общества «Оллу Дхор». Кажется, многие из присутствовавших были также не готовы к столь грандиозным переменам, оратора стали перебивать, какой-то бородач в ватнике, став рядом с Асхом, напомнил, что вывести из лесу дхаров должен только эннор-гэгхэн. При этих словах Шендерович несколько растерялся:
– Я не спорю, сограждане, но вопрос очень сложный. С одной стороны, предание об эннор-гэгхэне выражает вековечные чаяния народа…
Кажется Владыка Вечноживущий плохо укладывался в уже готовую схему Дхарского Возрождения.
Фрол подошел поближе к крыльцу. Некоторое время собравшиеся не обращали на него внимания, но вот по толпе прошел шелест, и через минуту все смотрели на Фрола. Асх, так и не доведя до конца свой пассаж по поводу вековечных чаяний, умолк.
– Эннах! – совсем растерялся дхар, не ожидая так быстро оказаться с сфере всеобщего внимания.
– …Свободные дхары!
На крыльце стоял кна-гэгхэн Вар.
– Свободные дхары! – повторил старик. – Сегодня, в день Гхела Храброго, к нам пришел нежданный, но дорогой гость – Фрол Соломатин, серый дхар, который решил разыскать свой народ.
Бородачи окружили Фрола, к нему потянулись огромные ладони, которые он едва успевал пожимать.
– Наш друг Александр, называющий себя Асхом, прав. Мы давно уже не собирались. И сейчас я, ваш кна-гэгхэн, объявляю, что Ахусо Т'Йасх, Великое Собрание, начнется сегодня, в Гхелов день, за два часа до полуночи. Пусть приходят все дхары: и серые, и белые, и черные. Я сказал…
Толпа ответила одобрительных гулом. Тем временем Фролу пришлось познакомиться с двумя десятками соплеменников. Он мало кого успел запомнить, но обратил внимание, что половина имен не дхарские, а русские. Впрочем, и его самого Вар назвал не Фроатом, а Фролом. Вскоре к нему протолкался и неугомонный Асх.
– Вы Соломатин? – воскликнул он, протягивая Фролу тонкую, совсем не дхарскую ладонь. – Фрол Афанасьевич? Я Асх Шендерович.
– Будем знакомы, – усмехнулся дхар. – А почему ты Асх?
– А что, неплохо? Я – «Наш»! А вы из Столицы?
Дхарский давался Асху с трудом, поэтому после первых же фраз перешли на русский.
– Вы участвовали в обороне Белого Дома? Как я завидую вам, Фрол Афанасьевич! Вы какую организацию представляете?
Фрол понял, что неутомимый борец всерьез принял его за эмиссара эмиграции.
– «Оллу Дхор», – сообщил он, не желая разочаровывать пламенного революционера.
– «Дхарская Весна»? – не без труда перевел тот. – Это, наверное, просветители, да? Воскресные школы, букварь?
– Так че, за «калаши», что ли, браться? – обиделся Фрол.
– Нет-нет, – заспешил Асх. – Я против насилия, конечно… Скажите, что предлагает руководство эмиграции? Мы должны вернуться, правда?
– А че тут делать-то? Вон, вокруг на полсотни километров пусто – живите!
– Вы слышали! – воскликнул Асх. – Что я говорил? Хватит ждать, целый год мы уже ждем невесть чего!
– Мы ждем эннор-гэгхэна, – сурово заметил немолодой бородач, и все собравшиеся согласно закивали. – Он придет!
Бородачи вступили в весьма серьезный спор о каких-то признаках и приметах грядущего Владыки. Воспользовавшись этим, Фрол вынырнул из толпы и попытался исчезнуть, но его догнал неугомонный Асх и принялся расспрашивать о столичной жизни. Фрол отвечал явно невпопад, будучи слабо знаком с теми кругами, о которых расспрашивал Шендерович, но затем упомянул Стародомскую, и Асх радостно воскликнул, что вместе с Калерией провел целых два дня в одном из райотделов милиции. Теперь дело пошло легче. Келюса Асх, конечно, не знал, зато слышал о его деде. Назвав старика «сталинским зубром», он тут же выразил сожаление по поводу его гибели, присовокупив, что без старого Лунина в Доме на Набережной остались одни идиоты. Шендерович был знаком и с Плотниковым-старшим, бывал у него дома и неплохо помнил малолетнего пакостника Мика. Узнав, что Плотников-младший стал одним из столпов столичной демократии, Асх лишь покачал головой.
За беседой время шло быстро, а между тем на поляне постепенно собирались обитатели леса. На митинге присутствовала, главным образом, молодежь, теперь же к дому не спеша подходили люди постарше. Впрочем, до начала Великого Собрания времени еще оставалось достаточно. Фрола накормили обильным ужином, он успел перезнакомиться со всеми, кто пришел на поляну, в том числе с двумя своими троюродными братьями – Анхом и Дирхом. Это были крепкие тридцатилетние мужики, оказавшиеся
