такие документы, уверяю вас, Николай Андреевич, очень интересны. А вот насчет того, что вы нам не верите, то это зря. Не буду уверять, что наше учреждение, так сказать, перестроилось и перешло исключительно к демократическим методам. Но мы все-таки не банда Волкова, и не ваши новые знакомые, которые гуляют около вашего дома с собаками. Кстати, я спугнул тут одного. В шляпе. Крепкий такой мужчина!..
Келюс промолчал. Все это слишком походило на плохо скрытую угрозу.
– Покойный Михаил Корф нам тоже не верил. Вместо того чтобы лезть под землю и тащить вас с собой, ему стоило просто позвонить по телефону. К сожалению, итоги известны. Михаила Модестовича не стало, а в чьих руках находится скантр, ни вы, ни я не знаем.
– Почему? – удивился Келюс. – Я, в общем, догадываюсь.
– Я тоже… догадываюсь, – согласился тезка Николай, – но та особа, которая получила скантр из ваших рук, не держит его у себя в кабинете. Он передал его, а вот куда?
Николай вновь ничего не ответил. У него были соображения на этот счет, но делится ими он не собирался.
– С этими бумагами может случиться та же история. Неужели вас это устроит?
– Наверное, я чего-то не понимаю, – вновь удивился Лунин. – Те, кто интересовался архивом, насколько мне известно, тоже не частная лавочка. Почему это я должен отдать предпочтение вашей конторе?
– По нескольким причинам, – охотно отозвался собеседник. – Вы правы, тот гражданин с собакой и его свита, с которыми вы, очевидно, знакомы, без сомнения, не частная лавочка. Но в государстве есть разные ведомства. Мы, конечно, не Красный Крест, но в этой истории нами движет вполне законное любопытство к государственным тайнам, которые мы обязаны охранять. А что движет ими? Мы-то бумаги сохраним, можете не сомневаться. Конечно, их увидят не раньше, чем лет через двести, но все-таки увидят. А вот, назовем ее так, параллельная служба сразу же кинет их в огонь. Это, как я уже сказал, во-первых… Кстати, Николай Андреевич, курите, если хотите. Сбоку, на дверце, есть пепельница.
Келюс не стал возражать и закурил. Гэбэшник, в свою очередь, ловко извлек из кармана пачку «Космоса», почти не отрывая рук от руля, прикурил и продолжил:
– Теперь – во-вторых. Видите ли, наша контора тоже может причинить изрядные неприятности. Зачем это вам нужно?
Келюс молчал. Что-то говорило ему, что главное гэбэшник еще держит про запас. Тот заглянул в зеркальце заднего вида, и лицо его посуровело.
– Могу ответить за вас, – произнес он суховатым деловым тоном, в котором уже не было и следа добродушия. – Сейчас не 37 год, суд будет гласным, и вы сможете там наговорить такого, что наша контора закается, что связалась с вами.
– А если и так? – спокойно согласился Лунин. – Ну, давайте, что там у вас, бином, в левом рукаве?
– Извольте, – после минутного молчания кивнул гэбэшник. – Стало быть, Николай Андреевич, переходим к левому рукаву. Видите ли, вы несколько переоцениваете свою стойкость. Я не собираюсь угрожать вам лично. Как я понимаю, вам грозят так часто, что это уже не принимается всерьез. Вы действительно храбрый человек, говорю это не в похвалу, просто констатирую факт…
Он вновь замолчал, а затем продолжил, голос его стал тяжелым и неожиданно густым:
– Только, Николай Андреевич, если вы в самом деле решили бросить вызов целой Системе, то у вас не должно оставаться слабых мест. Я уверен, вы давно сняли копии с документов и позаботились, чтобы их передали куда нужно в случае вашей гибели. Да, за себя вы отомстите… Но кое-что вы оставили без защиты, и тут ваша месть будет бесполезной. Кое-что, а точнее кое-кого…
Келюс понял. Одновременно с чувством бессилия в глубине души мелькнула радость: Ольга жива.
– Да, ваша девушка у нас, она жива, здорова, так что можете успокоиться, пока, во всяком случае. Мы выпустим ее в обмен на бумаги. Вопросы?
– Вопросов нет… пока, – кивнул Лунин, по-прежнему глядя в темное окно. – Только вы сами намекнули, что сейчас не 37-й. Вы держите у себя человека без всякой вины…
– Кого держим? – поразился гэбэшник. – Ольгу Константиновну Славину из Тирасполя? Такого человека в природе не существует…
– Это еще как посмотреть, – покачал головой Келюс. – Ее видели в отделении милиции, составляли протокол, ее видели и другие.
– Дурак ты, Лунин! – поморщился тезка Николай. – Ты что, так ничего и не понял?
– Так объясни, если я дурак, – предложил Келюс, тоже переходя на демократичное «ты».
– Ну, слушай, – гэбэшник, резко затянувшись, выбросил сигарету в окно. – Та, которую ты назвал Ольгой Славиной, является гражданкой… скажем, другого государства. В том… государстве она объявлена вне закона. Вся семья ее уже уничтожена. Ты хоть знаешь об этом?
– Яма, – внезапно вырвалось у Келюса, вспомнившего свой сон, – у телеграфного столба в ложбине…
Тезка Николай быстро обернулся, но ничего не сказал. Затем, достав другую сигарету, закурил и резко увеличил скорость.
– У этого… государства имеются контакты с нашим правительством. И теперь от нас требуют вернуть Ольгу. Такое решение, в принципе, принято. Об остальном догадайся сам…
– Значит, скажем, другое государство? – зло переспросил Келюс. – И его, скажем, граждане гуляют по Столице и палят из револьверов?
– Ты об этих типах в комиссарских кожанках? Мы их накрыли сегодня утром. Арестовывать не стали, но забрали оружие и предупредили. Ты, Лунин, не их бойся. Другие есть. Наши… скажем, соотечественники.
– Но если Ольгу решили выдать…
– Ты дальше слушай, – перебил гэбэшник. – В нашей державе есть разные, как ты выражаешься, конторы. У контор этих интересы не всегда совпадают. Так вот, в той… скажем, другой державе, тоже есть разные люди. Кое-кто там вовсе не жаждет крови. И наша… контора не хочет ссорится с этими другими. Поэтому мы можем поступить по-всякому. В том числе и следующим образом…
Он достал из внутреннего кармана пиджака пакет из плотной бумаги и показал Келюсу:
– Здесь паспорт на имя Славиной Ольги Константиновны. С тираспольской пропиской и временным разрешением на проживание в Столице, а также справка, что она беженка. Цени, Лунин, мы это сделали за два дня. Так вот, мы можем сегодня же выпустить гражданку Славину, которую была задержана для проверки… Кстати, что бы ты о нас не думал, но эту девушку нам жалко. Просто по-человечески. Не веришь?
Келюс пожал плечами. В человеческие чувства представителей спецслужб верилось слабо. Впрочем, значение это уже не имело.
– Паспорт, – вздохнул он. – Отдашь ее паспорт сейчас. Потом вы привезете Ольгу, и мы поедем за документами.
– Не веришь? – усмехнулся тезка Николай. – Ладно, согласен. Ольгу привезут сюда, а потом прокатимся к этой бедной девушке-художнице. Как я понимаю, документы где-то там, правда? И цените, Николай Андреевич, мы не требуем от вас фотокопий. Исследуйте их, сколько душе угодно. Жаль, что вы так настроены, а то мы с интересом послушали бы ваши выводы…
Он затормозил, поставил машину возле тротуара, достал небольшую рацию, и, щелкнув переключателем, коротко бросил: «Приезжайте». Затем, спрятав рацию, откинулся на сиденье.
– Слушай, тезка – заговорил он, глядя куда-то сквозь ветровое стекло. – Говорю не официально, а только от себя. Твоей девушке нельзя оставаться в Столице и суток. Пусть уезжает немедленно, и желательно подальше, лучше всего вообще за кордон, куда-нибудь в ближнее зарубежье. Не отправляй ее самолетом, ни с кем не говори по телефону о ее отъезде и не давай телеграмм. Сам побудь в Столице еще пару дней и мотай в противоположном направлении. Все эти дни будь дома, особенно по вечерам. Отсидись где-нибудь месяца три… А вообще-то, мне не хотелось бы работать твоим опекуном. Как ты до сих пор жив, просто ума не приложу?
– Сам удивляюсь, – согласился Лунин. – Вероятно, вашими молитвами.
Из темноты вынырнула «волга». Келюс сразу заметил на заднем сиденье женский силуэт и узнал Ольгу.
