по-дхарски, но его собеседники явно предпочитали русский.
– Ишь, воспитанный! – хмыкнул парень с «калашом». – Ну, спасибо. Арман, стало быть… Оружие есть?
– Есть, – кивнул Фрол, – револьвер.
– А, так ты и по-русски знаешь? – восхитился рыжий. – А ну, кидай-ка ствол, полиглот. Да не вздумай дурить, враз порешу!
Фрол отстегнул кобуру и положил ее на землю. Нож, о котором он умолчал, дхар решил пока не отдавать.
– Лихо ты через мины шел! Мы все думали, взорвешься или нет. Чего через проход не захотел?
Фрол пожал плечами. По тону говорившего он понял, что был прав – в проходе его ждал сюрприз.
– Ученый, значит? Ну че, шлепнуть тебя тут, гэбэшник чертов или на минах попляшешь?
– Да асха лахэ, – внезапно сказал один из парней в ватнике. Рыжий недоверчиво поглядел сначала на него, потом на Фрола и наконец вздохнул:
– Ладно, пусть катится. Слышь, стукач, можешь идти, мы не будем стрелять. Дойдешь – твое счастье.
– Я не стукач! – не выдержал Фрол. – Я к вам шел. Я – дхар. Мой дед жил здесь, его звали Митх… Дмитрий Соломатин…
– Мариба дхор са? – поинтересовался один из бородачей, поглядывая на Фрола с явным интересом. – Аст но?
Говорил он быстро, с непривычным для слуха произношением, но Фрол понял, что его спрашивают о племени и дхарском имени.
– Ас мариба дхор. Аст но – Фроат кна Астфану.
– Ну дает! – рассмеялся парень с автоматом. – Еще скажи, что ты Гхел Храбрый! Да какой ты к чертям собачьим серый дхар? Катись, пока не порешили!
Фрол хотел объясниться, но кровь уже ударила в голову. Здесь, на дхарской земле, где княжили его предки, ему, потомку Фроата Мхага, не верят! Его считают стукачом! Фроат почувствовал, как бешено забилось сердце, задергались от напряжения мышцы. Ветви елей внезапно оказались совсем рядом, секунда – и автомат, вырванный огромной когтистой лапой, улетел куда-то за деревья. Вторая лапа лениво щелкнула рыжего по носу, отчего тот рухнул навзничь и закатил глаза. Бородачи в ватниках отшатнулись, но в глазах у них, как показалось Фроату, мелькнул огонек одобрения.
Через минуту Фрол, вновь став прежним, уже склонился над лежавшим на земле скептиком. Тот был без сознания.
– Ничего, – спокойно заметил один из бородачей по-русски, – оклемается… Меня зовут Рох. А это мой брат Лхаст.
Они обменялись рукопожатиями, причем руки братьев оказались чуть ли не вдвое шире, чем у Фрола, да и ростом они были заметно повыше. Дхар в очередной раз убедился, что его рост, служивший предметом зависти Келюса, среди соплеменников считается едва ли не ниже среднего.
Один из братьев, Лхаст, наклонился над упавшим и легко провел ладонью над его лицом.
– Сейчас ему станет лучше, – уверенно заявил он. – Не обижайся Фроат. Серж не серый дхар, его отец из белого племени, мать – вообще из «черных». Ему неведом Истинный Лик.
Теперь Лхаст говорил по-дхарски.
– А почему он Серж? – удивился Фрол. – Разве это наше имя?
Он тоже перешел на дхарский, хотя и несколько стыдился своего произношения. Однако братья вполне его понимали.
– У него нет дхарского имени, – пояснил Рох. – На языке мосхотов его зовут, конечно, Сергей, но ему почему-то нравится быть Сержем.
Рыжий Серж, наконец, открыл глаза и, приподнявшись, испуганно поглядел на Фрола. Тот уже успел спрятать револьвер и приводил в порядок одежду. Плащ не пострадал, но на рубашке отлетели пуговицы.
– Извини, Фроат! – выдохнул Серж, не без труда вставая. – Думал, гэбэшник ты. Рост у тебя для «серого» неподходящий…
Серж тоже перешел на дхарский; впрочем, слово «гэбэшник» было произнесено, само собой, по- русски.
– Рост – это да, – согласился Фрол, – это я не в батю… Ну что, мир?
Они пожали друг другу руки, и Серж отправился искать улетевший куда-то автомат. Грозное оружие было найдено метрах в пятидесяти – «Калаш» висел, зацепившись ремнем за ветку. Тем временем Рох и Лхаст рассказали, что заметили Фрола сразу и хотели его окликнуть, чтобы показать безопасную дорогу, но Серж был против, считая, что гость – явно из гэбэшников. Как понял Фроат, гэбэшников здесь ни разу не видели, но привыкли опасаться.
Наконец все вновь собрались вместе и не спеша направились вглубь леса. Шли гуськом, один за другим; Рох объяснил, что сходить с тропы опасно – кое-где были установлены мины, а в некоторых местах незваных гостей поджидали самострелы с натянутой тетивой из медвежьих жил. Те, кто жил в лесу, имели время продумать систему обороны до мелочей. Всю дорогу Фрола тянуло расспросить своих новых знакомых о том, что здесь творится, но Серж и братья сами закидали его вопросами. Фролу пришлось выступить в роли историка, политического обозревателя и даже экономиста. Как он понял, до августа прошлого года дхары узнавали новости от солдат, стоявших на кордоне. Там же они выменивали одежду, обувь, соль и даже батарейки для коротковолнового приемника. За счет чего происходил обмен, ему не сказали, а дхар решил пока не уточнять. После того как солдаты спешно снялись с места и ушли, дхары начали выходить из лесу, однако только ночами и недалеко. Батарейки в приемнике сели через два месяца, и теперь Фролу пришлось рассказывать обо всем, что случилось в стране за этот непростой год. Известие о том, что он защищал Белый Дом (про орден дхар на всякий случай умолчал) было принято неоднозначно. Серж откровенно позавидовал, прибавив, что еще не расплатился с коммунистами по полному счету, братья же рассудили, что дхары не должны вмешиваться в дела мосхотов. То, что происходило в прошлом августе у бетонных баррикад, не касалось их племени. Фрол предпочел не спорить – он еще слишком мало знал о здешних правилах и традициях.
Наконец парни кое-что рассказали сами. Рох и Лхаст были потомками тех, кто ушел в лес в начале 30-х. Они здесь родились и ни разу, если не считать коротких ночных вылазок, не покидали этих мест. А вот Серж оказался родом из Курска. Шесть лет назад он попал в Афганистан, перессорился с «дедами» и в результате угодил в дисбат, откуда и бежал. Про дхарский лес ему рассказал отец, слыхавший о нем от своего деда. Сержу повезло – он добрался сюда со стороны Чердыни, умудрившись прибиться к одной из рот, направляемых на кордон и в первую же ночь сумел перебраться через минное поле. Теперь, узнав о переменах, рыжий мог лишь сожалеть, что пересидел все годы в этой глуши. Парень явно не довоевал, и Фрол подумал, что давать такому «калаш», пожалуй, не стоит.
Тропинка долго плутала между деревьями, несколько раз пересекала неширокие ручьи, ныряла в ложбины и наконец вывела на большую поляну, посреди которой стоял бревенчатый дом. Рядом с ним были вырыты несколько землянок, а чуть дальше находился длинный, сколоченный из толстых досок стол.
На поляне было пусто. Рох пояснил, что мужчины ушли на охоту, женщины отправились за ягодами, но через час-другой все должны собраться. Впрочем, кто-то здесь явно оставался. Из домика выскочила собачонка, а вслед за нею на крыльцо вышел высокий, еще выше Роха и Лхаста, седой старик, одетый в такой же ватник. Рох махнул рукой, старик кивнул в ответ и, неторопливо, чуть прихрамывая на левую ногу, направился к ним.
– Это наш отец, – шепнул Лхаст Фролу, – его зовут Вар, сын Сатфа. Он – последний из Беглецов.
– Он старший? – догадался тот.
– Да. Мы избрали его кна-гэгхэном.
Фрол вспомнил, что в отсутствие князя племенем управляет выборный «сын князя» – кна-гэгхэн.
Собачонка, подбежав к дхару, деловито обнюхала его сапоги, а потом завиляла хвостом и даже попыталась подпрыгнуть, чтобы свести знакомство покороче. При этом, как отметил Фрол, она ни разу не залаяла. Между тем старик подошел к гостю, вопросительно поглядев сначала на него, а затем на сыновей.