оглянулся.
– Чисто! – удовлетворенно заметил он. – Ну что, понравилось?
– Очень! – Ника заставила себя улыбнуться. – Еще раз спасибо, Игорь.
Она открыла дверцу, собираясь выходить, но летчик придержал дверь:
– Погодите…
Он помолчал, а затем заговорил совсем другим тоном, без тени шутки:
– Мой знакомый, у которого старый «ЗИС», передает вам привет…
Ника замерла.
– Он считает, что опасность слишком велика. Если хотите, я отвезу вас к нему…
И тут Ника все поняла. Казалось, с души свалился тяжелый камень. Ее не бросили! У нее есть друзья, способные помочь даже сейчас! Хотелось немедленно сказать «да», сбежать, спрятаться и до конца дней молить Бога за большевика Флавия и Героя Союза Игоря Кобца…
– Значит, вы не случайно?
Летчик широко улыбнулся, но отвечать не стал. Ника захлопнула дверцу, уже все решив, и вдруг вспомнила: Орфей! Она уедет, а Юрий навсегда останется где-то там, больной, обреченный. Какая же она сволочь!..
– Мой знакомый сказал также, что опасность куда больше, чем думалось. Вами заинтересовались не только те, кто сегодня портил вам настроение, но кое-кто повыше…
Еще повыше? Ясно… Нике показалось, что она слышит голос Флавия. Итак, из нее не вышло героини. Три дня слежки, и она уже готова бежать куда глаза глядят. Но что она может? Последние дни сильно поубавили уверенности…
– Игорь, – она растерянно поглядела на летчика. – Понимаете… Мне надо подумать, хотя бы час…
Кобец вновь оглянулся и слегка нахмурился:
– Здесь стоять не могу. Через час – на том углу, где перекресток…
Он кивнул в сторону проспекта.
– Лучше никуда не ходите, Виктория Николаевна. Здесь тихая улица, погуляйте…
– Да, спасибо, – она вышла из машины и внезапно обернулась:
– А вы что посоветуете, Игорь?
Летчик пожал плечами:
– Раз наш общий знакомый считает, что вам лучше с ним встретиться… Буду ждать всего минуту, если вас не увижу, значит – остаетесь…
– Да, – Ника попыталась улыбнуться. – Вы очень хороший человек, Игорь!..
У нее был целый час. Шестьдесят минут – без «топтунов» за спиной, на свободе. Итак, надо решать. Лучше всего действительно пройтись по тихой улице, где ее никто не знает и не сможет помешать…
Вначале Ника бездумно шла мимо старых пятиэтажных домов, давно нуждавшихся в свежей краске, и лишь через несколько минут сообразила, что улица ей знакома. Да, она уже бывала здесь! Года два назад они гуляли с Юрием… Ну, конечно, где-то недалеко находится дом, где Орфей жил много лет! «Страна детства», как выразился он когда-то…
Вначале совпадение удивило, но затем Ника почувствовала в этом особый смысл. От ее решения, возможно, будет зависеть жизнь Орфея, и где подумать об этом, как не здесь? Жизнь Юрия… Ника заставила думать себя об этом отвлеченно, словно речь шла о ком-то постороннем. Нет, не о постороннем, а об Орфее, таком же подпольщике, как она сама, о том, кто работал вместе с Терапевтом, Флавием и Марком. Все остальное надо пока забыть…
Что она может? Нет, не так… Зачем она им ? Вернуть Орфею память? Если попытаются применить гипноз, Ника нужна им как посредник, человек, хорошо знающий больного. Или все проще? Они считают, что Орфей симулирует. В этом случае ее приведут к Юрию, приставят к виску наган… Нет, едва ли. Орфей был в Казанской спецбольнице, там кадры достаточно опытны, чтобы распознать симуляцию. Тогда зачем?.. Но в любом случае она увидит Юрия! Увидеть, поговорить, запомнить, понять…
Ника неторопливо шла по улице, вспоминая знакомые места. За одним из домов мелькнула позолота. Купол! Ну, конечно, здесь есть церковь – небольшая, старинная, о ней Юра тоже рассказывал! Ника ускорила шаг. Захотелось войти под древние своды, постоять в полутьме, глядя на неяркие огоньки горящих свечей. В церкви Виктория Николаевна бывала очень редко. Узнай об этом кто-то чужой, муж мог нарваться на крупные неприятности, и Ника как-то отвыкла. Она не бывала в церкви даже в последние страшные месяцы, хотя и часто молилась, но дома, тайком…
Виктория Николаевна свернула за угол и недоуменно остановилась. С церковью было что-то не так. Одна половинка обитых старым металлом дверей лежала на земле, другая – беспомощно повисла на согнутых петлях, исчезла икона над входом… Ника сделала еще несколько шагов и все поняла. Значит, и этот храм тоже…
На сердце стало тяжело. Церковь, где крестили Орфея, куда он ходил ребенком… Почему-то показалось, что теперь Юрий совсем беззащитен, если даже эти священные стены не смогли устоять. Неожиданно пришла в голову страшная мысль: ее привозят к Орфею, Ника помогает ему выздороветь – а дальше? Юрий зачем-то нужен им – здоровый, помнящий. Его опять начнут допрашивать, а когда Орфей откажется говорить, револьверное дуло приставят ей к виску…
Это было настолько реально, что Ника почувствовала леденящий холод, будто смерть уже стояла рядом. Страшный ларчик открывается просто. Орфея не смогли сломать, его искалечили, лишили памяти. Теперь же им займутся более основательно, и Ника должна послужить надежным стимулом…
Она еле сдержалась, чтобы не броситься бежать – подальше, куда глаза глядят. Хорошо, что Кобец будет ждать! Она не опоздает, вот прямо сейчас она прочитает молитву и пойдет обратно…
…Но страх уже уходил. Вернулось спокойствие, а с ним – ясность. Да, и такое возможно. Ею заинтересовался «кое-кто повыше». Намек ясен, «кое-кто» – из окружения Сталина, если не сам Величайший из Великих. Может, от того, что Ника сможет узнать, будут зависеть жизни сотен людей – таких же, как она, Юрий, Терапевт, Игорь Кобец…
Виктория Николаевна нерешительно оглянулась. Захотелось зайти, хотя бы для того, чтобы после рассказать Орфею. Когда он сможет прийти сюда сам, здесь наверняка будет стоять какая-нибудь фабрика-кухня имени Челюскинской Льдины. Ника подняла глаза к тому месту, где темнел след сорванной иконы, перекрестилась…
Внутри оказалось даже хуже, чем она думала. Исчез алтарь, пропали иконы, чьи-то руки изувечили фрески, от цветных оконных стекол остались лишь жалкие осколки. Ноги ступали по груде мусора – деревянных щепок, штукатурки, битых бутылок. Они добрались и сюда… Ника прошла к тому месту, где когда-то стоял алтарь, поглядела вверх. Фрески, украшавшие купол, уцелели. Пантократор спокойно и бесстрастно глядел с небес на разоренную, изгаженную землю. Стало горько – Всемогущий не защитил, не спас. Почему? Неужели они, Его создания, столь грешны, столь виновны? Ника опустила голову. Бесполезно! Некого просить о помощи, не к кому воззвать: защити и спаси рабов Твоих Юрия и Викторию, и всех иных, имена же их Ты сам веси…
Ника закрыла глаза, вспоминая молитву, которую она читала давно, еще в детстве, но слова путались, не складываясь. Она забыла. Она зря зашла сюда…
Шорох… Кто-то был рядом. Ника резко обернулась.
…Возле разбитого окна, у кучи наваленных досок, стоял высокий старик в длинном темном плаще. Седые волосы касались плеч, но, несмотря на возраст, незнакомец держался удивительно прямо, не горбясь и не сутулясь. Он что-то внимательно разглядывал, держа перед глазами обломки разбитой доски. Ника почему-то не испугалась. Старик не походил на тех, кто разрушал храмы, и уж конечно, на ее «малиновых» преследователей. Мелькнула догадка – священник! Он не бросил гибнущий храм!..
Она подождала несколько секунд, а затем осторожно, стараясь не шуметь, подошла ближе. Старик медленно повернулся, на Нику в упор взглянули темные, близко посаженные глаза. Конечно же, он священник: небольшая седая борода, серебряный крест на груди…
– Здравствуйте!
Старик слегка поклонился, глядя по-прежнему строго и выжидательно. Ника заторопилась:
– Вы извините, я зашла сюда… Вы, наверное, настоятель…
