– А какая разница? – удивился Тэд. – Цветок лотоса и есть символ Будды. Хотя… Цветок лотоса…
Археолог замолчал, что-то прикидывая в уме. Чиф вспомнил, что самая популярная буддистская молитва действительно называет Будду «сокровищем в цветке лотоса».
– Господин Чжао, – поинтересовался он, – учитель имел в виду, что святыни Пачанга нематериальны?
– Вероятно, – ученый пожал плечами. – Мысль не новая, но весьма справедливая. То, что вы видите сейчас – хороший пример.
Тем временем отряд уже собирался на площади. Последним появился товарищ Лю, тоже изрядно измазанный грязью и пеплом.
– Разрешите доложить! – он вскинул ладонь к козырьку и надрывно закашлялся. Отдышавшись, Лю Вэйцзян принялся рассказывать. Впрочем, главное Косухин уже знал – город разрушен и абсолютно пуст.
– Мы не видели ни одного трупа, товарищ Хо. А ведь Пачанг буквально стерли с лица земли! Либо они уже успели всех похоронить…
– …Либо заранее эвакуировать, – кивнул Чиф.
– Так точно. Более того, мне кажется, бомбили уже пустой город. Если так, то Пачанг неплохо ввел их в заблуждение.
– Кого – их? – не удержался Косухин.
– Очень странно, товарищ Хо, – согласился товарищ Лю. – Мы шли по равнине, всюду пепел, камни обуглились, но ни одной воронки, точно огонь пришел с неба!
Косухин кивнул. Он и сам думал об этом.
– Здесь совсем иное – следы бомбежки, артобстрела, осколки, битый камень. И пепел другой. В городе обычный, черный, а на равнине – серый.
– Вы хотите сказать, мистер Лю, что взрыв не затронул Пачанг? – заинтересовался Валюженич. – Но ведь это невозможно!
– Маловероятно, – вежливо поправил его Лю Вэйцзян. – За северной окраиной – снова пепел, а ведь город должен быть в эпицентре. От него осталась бы одна пыль!
– Вам мало? – резко бросил господин Чжао.
Товарищ Лю уже научился пропускать подобные реплики мимо ушей.
– Джон, пошли посмотрим дворец, – предложил Валюженич. – Главный зал все-таки уцелел. Господин Чжао, присоединяйтесь.
Фольклорист не отозвался, но все-таки пошел следом. Южная часть дворца превратилась в щебенку, но дальше стояли стены, начали попадаться целые помещения, правда изрядно обгоревшие. Крыши не было – она рухнула, завалив обломками остатки здания. Пришлось перебираться через завалы из обгорелых камней, растаскивать бревна рухнувшей кровли. Чиф умудрился поцарапать лицо, вдобавок разорвал бок полушубка. Господин Чжао стоически молчал, но по лицу было заметно, что он весьма жалеет об этой необдуманной экскурсии.
Главный зал сохранился несколько лучше. Часть его оказалась заваленной камнями, но уцелело возвышение, украшенное искусной резьбой, где по словам дяди Тэда когда-то находился трон правителя. На полу лежали сброшенные взрывом скульптуры, а напротив тронного места находилась большая каменная ваза. Изображение Будды, большой, покрытый позолотой бурхан, стояло когда-то у противоположной от трона стены, но именно в этом месте взорвалось что-то особо убойное, оставив от скульптуры лишь мелкие осколки.
Чиф обошел зал, не заметив ничего интересного. Такие же дворцы, но целые, с расписными стенами и фантастическими чудовищами из камня, он уже видел. Здешний не представлял собой ничего исключительного. Между тем господин Чжао рассматривал уцелевшие фрагменты стенных фресок, а Валюженич просто бродил взад-вперед, о чем-то крепко задумавшись.
– Что случилось, дядя Тэд? – наконец, поинтересовался Чиф.
Археолог вздохнул:
– Понимаешь, Джон, из головы не выходит цветок лотоса. Ну почему надо искать именно в цветке лотоса?
– Может, аллегория?
– Знаю, знаю! Всюду мифы, аллегории, экзегетика… Но ведь прямо сказано: «Спроси цветок лотоса»!
Чиф пожал плечами:
– Если цветок лотоса – это Будда, то его уже не спросишь.
– Йе! – дядя Тэд посмотрел на разбитый бурхан. – Мистеру Гаутаме на этот раз не повезло. Ладно, пусть будет аллегория…
Он окинул быстрым взглядом зал, достал блокнот и начал набрасывать схему дворца. Господин Чжао, закончивший к этому времени осмотр фресок, покосился на американца, словно тот занялся чем-то непотребным. Дядя Тэд, нарисовав план зала, принялся вновь бродить кругами, забыв даже спрятать блокнот. Наконец, явно отчаявшись, он махнул рукой и предложил отправляться восвояси. Чиф понял, что дядя Тэд никак не может забыть о загадочном цветке.
Лагерь разбили неподалеку от города. Развалины могли легко стать ловушкой, поэтому товарищ Лю спрятал отряд в небольшой балке, выставив часовых. Но вокруг по-прежнему было пусто, лишь однажды где-то вдали послышалось гудение мотора. Самолет прошел стороной, словно стыдясь пролетать над разбомбленным городом.
Оставалось подумать о дальнейшем. Товарищ Лю, впрочем, не испытывал особых сомнений:
– Задачу мы выполнили, товарищ Хо. Теперь обстановка на Тибете более понятна, есть что докладывать Центральному Комитету. Конечно, хорошо бы побывать в Шекар-Гомпе, но для этого требуется серьезная подготовка…
– Оу! – усмехнулся Валюженич, присутствовавший на совещании на правах «большого друга Китая». – Очень серьезная подготовка, мистер Лю! Что до меня, то завтра сфотографирую то, что осталось от Пачанга, и можно уходить. Джон, у тебя другие планы?
– Нет… – задумался Косухин. – Я хотел узнать, против кого Шекар-Гомп посылает войска. И вот…
– Зато мы узнали кое-что интересное об этих войсках, – заметил товарищ Лю. – Кроме того, товарищ Хо, кто бы не защищал Пачанг, он располагает потрясающим оружием. Из Ганьцзы надо немедленно послать шифровку в ЦК…
Молодой командир был прав. Увиденного хватило бы на целую жизнь, но ведь Чиф не ради этого шел в такую даль. Те, кто боролся с Агасфером, оставались невидимы, с ними не поговоришь, не посоветуешься.
– Если бы не война, я бы остался, – Валюженич достал план зала. – Тут есть что поискать…
– Ты опять о лотосе? – удивился Чиф.
– Должны же они где-то прятать ценности! А что если этот текст, про ученика и учителя, говорит о дворцовом тайнике? Лотос… лотос… Ладно, ребята, не обращайте внимания, у меня, кажется, сдвиг…
Ночью не спалось. Чиф сидел возле погасшего костра, глядя в черное звездное небо. На Тускуле оно было иным. По-другому располагались созвездия, даже сама темнота чем-то неуловимо отличалась от земной. Именно сейчас, ночью, Косухин чувствовал, что остается чужим на родине предков. Наверное, Бен в чем-то прав. Зачем, он, Джон Косухин, вообще вмешался в земные дела? Ему поверили, дали три десятка молодых ребят, половина из которых уже не вернется домой. И ради чего? Из-за научного любопытства? Он чужой – и в Столице, и здесь. Там, в России, людей хватают по ночам, ставят к стенке, стирают в лагерную пыль. В Китае почти двадцать лет идет война, превращая страну в один огромный Пачанг. Честнее оставаться дома, на Тускуле, или, если уж попал сюда, найти тех, кто нуждается в помощи, и взять винтовку, как когда-то сделал отец…
Кто-то коснулся плеча. Косухин резко обернулся, рука легла на скрайбер.
– Не стреляй, сдаюсь! – дядя Тэд поднял руки. – Джон, хочешь поиграть в Бедлам?
– Как?
Что такое «Бедлам», Косухин не помнил. Валюженич засмеялся, присел рядом.
– Бедлам, Джон, – знаменитая лечебница для психов. Я сейчас направляюсь во дворец. Пойдешь со
