ареста. Обвинители моего отца – это:

Вера Ивановна Прохорова, преподавательница английского языка;

Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, математик;

Вера Степановна Максимова (Лимчер), пианистка и переводчица.

То, что обвинения исходили именно от бывших узников,

придавало им в глазах общества неоспоримую убедительность. В

результате мой отец к концу жизни фактически был подвергнут

остракизму, а музыка его – почти забыта.

Собранные мной материалы показывают, что на самом деле имела

место выдающаяся по своим масштабам операция по

дискредитации моего отца. Цель операции – прикрытие

действующего агента НКВД, которого требовалось внедрить в

окружение Пастернака – Нейгауза – Фалька…

Современному читателю трудно себе представить, с какой

степенью изощренности работала тоталитарная машина в

Советском Союзе. Из истории моего отца с очевидностью следует,

что во времена сталинщины существовали специальные

хитроумные методы, позволявшие «органам» отводить подозрения

от своих агентов, в результате чего советское общество сделалось

1 Достаточно сказать, что за моего отца вступилась Е.Г. Боннэр; отрывок из ее

письма приведен ниже, в гл. IV.

совершенно «непрозрачным». Как недавно стало известно (см.

Добавление VI), к концу сороковых годов XX века в Советском

Союзе насчитывалось почти 11 миллионов только официально

зарегистрированных стукачей, которые за редчайшими

исключениями бесследно растворились в обществе.

Впрочем, непрозрачным советское общество сделалось еще в

двадцатые годы. Приведу в этой связи поразивший меня отрывок

из письма С. Турчинович (сестры Бориса Савинкова) известному

журналисту В.Л. Бурцеву от 4 ноября 1927г.:

«…разве давно не было известно, что ГПУ довело провокацию до

возможного предела? Конечно, люди знали это но как-то

поверхностно к этому относились, до глубины их сознания не

доходило это. <…> Я помню, что когда приехала [на Запад] и

говорила о том, что сейчас (конец 1923 г.) в России никто никому

не верит, ни брату, ни отцу, ни многолетнему другу, что это одно

из самых тяжелых переживаний – невозможность быть

откровенным ни с кем, так как всегда есть в самой глубине души

сомнение в каждом, то мне не верили и отвечали, что я слишком

подозрительна по натуре и что другие лица в России ничего

подобного не испытывали. А мы, в сущности, просто друг друга не

понимали. Ибо понять такие переживания можно, только испытав

их. Эмигранты не испытывали их, им казалось это невероятным1».

Книжка состоит из пяти глав и пяти Добавлений и может

читаться независимо от «Гения зла»; документальная повесть

1 Цит по: Флейшман Л. В тисках провокации. Операция «Трест» и русская

зарубежная печать. – М.: Новое литературное обозрение, 2003, с. 296–297.

«Быть может выживу», которая составляла часть «Гения

зла», включена в первую главу в расширенном и

дополненном виде.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату