Александр Локшин сыграл не последнюю роль в судьбе
некоторых людей. То есть просто, как говорят, на них доносил.
опровергается очень многими и родственниками Локшина. И
тому есть и контрсвидетельства, и контрдокументы. Существует
эта мучительная история, которую просто нельзя обойти словами
–
нечто скрываем и хотим как-то и обелить.
...Но здесь, по-моему, речь идет совершенно о другом, мне
кажется. Как вы считаете, Игорь?
Карпинский.
знаете, ну по крайней мере, когда я говорил с теми людьми,
которых… которые подозревали Локшина в том, что он пишет на
них доносы… Я говорил с этими людьми, и довольно со
многими.
по пальцам, со сколькими я говорил и о каких конкретно я
слышал… Ну, понимаете, это должны быть…
Парин. Как о жертвах его.
Карпинский. Так сказать, о жертвах. Да. Вот, поскольку я не могу
утверждать, что это жертвы, то скажу: «так сказать, о жертвах».
Вот. И, естественно, я считаю, что эти люди должны, так сказать,
я обязан о них говорить уважительно, потому что это люди, они,
конечно, должны свои какие-то, так сказать, соображения
высказывать, так сказать, в соответствии с другими какими-то
фактами.
невозможна. Что вот я жертва – и все…
Парин. Я думаю, что здесь еще есть, кроме того, что, по-
видимому, должно быть какое-то действительно разбирательство
или расследование частное, не-частное, здесь, наверно, еще
встает вопрос о том, действительно, справедливо ли соединение в
оценке определенного композитора, определенного вообще
деятеля культуры, когда мы соединяем его социальное лицо с его
художественным. И наверное, время здесь, вообще-то, работает
против такого соединения, потому что имя Сальери прозвучало…
И Сальери – действительно композитор, которого долго
отвергали именно как композитора. Сегодня, наоборот,
привлекается к нему внимание… потому что это был композитор
все-таки… ну все-таки очень высокого ранга.
Бунтман.
Локшин лучше, чем Сальери.
Все хором. Да, давайте сразу, это мы, это да…
Парин. Это мы слышим, конечно.
Бунтман. Это гораздо более значительная фигура. Мне кажется,
что здесь нужно поставить очень такое жирное многоточие…
Потому что жизнь Александра Локшина, мне кажется, требует