Он что просто манипулировал нею? Подленький чертенок. И все же зная, что он так поступил, она завелась еще больше. Вряд ли кто-то влиял на нее сильнее.
Она сжала его плечи, немного оцарапывая кожу. Он не сказал ей остановиться. Его дыхание стало более сбивчивым, поверхностным. Его обнаженная грудь очаровывала ее, пока жар его тела окутывал. Я могла бы навсегда остаться в таком положении.
«Анья» простонал он. Пальцы девушки поглаживали его, заставляя опуститься веки.
«Так о чем это мы?» поинтересовалась она.
«О…храме» с болью в голосе выдавил он. «Да, о храме»
«Я расскажу тебе секрет про себя и всех богов, что ходили по этим коридорам» прошептала она.
«Я слушаю. Не останавливайся»
Она усилила касание, позволяя пальцам спуститься по его спине. К ягодицам.
«Большинство наших сил зависит от такой малости как действие и противодействие. Люди совершают поступки, и мы получаем свободу реагировать. Помогать. Или вредить, если угодно. Потому я не могла помочь Мэддоксу и Эшлин, пока они не сделали то, что так сказать развязало мне руки»
Глаза Люциена распахнулись. Наслаждение притаилось в карих и голубых глубинах.
«Должно быть, это тщательно хранимый секрет, потому что я не знал» Помолчал. «Мэддокс и Эшлин должны были оба пожертвовать чем-то, чтобы добиться твоей помощи»
«Да» Она глянула на него снизу вверх. «Теперь ты думаешь как бог»
«Так чтобы узнать то, что я хочу, мне тоже надо принести что-то в жертву» Кивнул, затем завел руку за спину, чтобы схватить ее за руку. Вытащил перед собой и положил ей на грудь, но не отодвинулся, не прервал соприкосновения. Нет, он провел по каждому из ее пальчиков.
Теплые покалывания пробежались по ее крови.
Он был тверд. Она чувствовала, как пульсировала меж ее ног его массивная эрекция. Он не был первым мужчиной, что лежал на ней, но определенно был самым большим. Самым сексуальным. И наиболее ошеломляющим. Из-за ее проклятия он также был первым мужчиной, которого она по-настоящему хотела там.
Наконец-то, слова Фемиды приобрели смысл.
Анья бежала домой, снова в слезах после встречи с юным богом, что позволял себе распускать руки, и столкнулась с богиней. Фемида едва глянула на нее и почти упала от потрясения. Слишком занятая, чтоб решать «почему», Анья поспешила дальше. На следующий день Фемида заявилась к ним на порог.
«Ты соблазнила моего мужа» услышала он выкрик богини Справедливости.
Дисномия вздернула подбородок и расправила плечи, но не произнесла ни слова в свою защиту.
«Твоя дочь копия моего мужа. Она его отпрыск. Ты отрицаешь это?»
«Нет, не отрицаю»
Анья была потрясена до основания. Она всегда гадала, кто же ее отец, но знание того, что могущественный тюремный страж Тартар породил ее, и обрадовало – не будут больше называть ее второстепенной – и разозлило. Почему он игнорировал ее все эти годы?
«Ты знала, что он связан узами Гименея» кричала Фемида «Но все равно легла с ним. За это, за то, что выносила его незаконное дитя, ты будешь покарана. Справедливость на моей стороне»
Ужас отразился на красивом лице Дисномии, но она ответила:
«Я стала той, кем мне было предначертано стать при рождении»
«Это не оправдывает тебя. С этого дня ты будешь хворать после каждого раза, когда примешь мужчину в свое тело, и не сможешь подняться с постели по нескольку дней. Ты больше не будешь красть мужчин безнаказанно. Так я сказала, так и будет»
Хныча, ее мать упала на колени.
«А ты» сказала Фемида, прищуриваясь на дрожащую Анью, которая выглядывала из-за угла.
«Нет!» пытаясь подняться, воскликнула Дисномия. «Оставь ее. Она невинна!»
Богиня продолжала без тени жалости.
«Невинна? Не думаю. Она твоя дочь – это уже достаточное преступление. Придет день, Анархия, и ты возжаждешь мужчину, и он также будет желать тебя. Ничто не будет иметь значения, кроме того, чтоб вам быть вместе. Тебя не будет волновать кто он, что он или кому принадлежит. Ты возьмешь его. Точно так же как твоя мать, ты возьмешь его»
«А ты умрешь в одиночестве, потому что ты злая и ненавидящая» выплюнула в ее сторону Анья, не в силах представить себе подобные чувства ни к одному из злобных богов, еще меньше ей улыбалось довольствоваться брошенными возлюбленными других женщин.
«У тебя не будет возможности пойти по стопам своей неразборчивой матери. Позволив мужчине проникнуть в твое тело, ты свяжешь себя с ним навечно. Будешь жить для него и только для него. Его удовольствие станет твоим удовольствием. Его боль – твоей. Если он отвергнет тебя и возьмет новую любовницу, ты будешь гореть в агонии его утраты, но не сможешь покинуть его. Если он умрет, ты не сможешь излечиться от тоски. Наследию твоей матери сегодня наступает конец. Так я сказала, так и будет»
Слова обвивались вокруг нее, едва не удушая. Они просачивались сквозь кожу, кости, прямиком в душу, ставя жгучую метку, которую она никогда не сможет сбросить. После этого она неделями бродила в изумлении, шокированная вдвойне от знания того, кто ее отец и что он женат, и он наложенного на нее проклятия.
Когда шок прошел, она возненавидела своего отца за отрицание ее существования, и всех мужчин за то, что они могли с ней сотворить, если она не будет осторожна. А еще она была напугана, так напугана.
Когда мать отправила ее на уроки боевого искусства, в надежде помочь ей научиться защищать себя, ведь теперь это стало столь жизненно необходимо, девушка восприняла их серьезно. С возрастанием ее силы, ненависть и страх угасали. Но не ее решительность оставаться одной.
Со времени своего проклятия она никогда не испытывала искушения дать мужчине столько власти над нею. Утрата свободы, когда боги заточили ее в отцовской тюрьме, только усилила эту решительность.
До теперь.
Теперь же она хотела познать благословение Люциенового наиболее интимного прикосновения. Внутри себя. Глубоко. Покачивание. Трение. Она знала, что захочет этого, несмотря на то есть ли у него пара или нет.
Просто думая о том, чтобы заполучить его, она истекала этой чудной влагой желания, что пропитывала тонкую ткань ее трусиков. Она не могла остановиться и не тереться бедрами об него. Свобода, напомнила себе. Нет ничего лучше нее.
Смертным, с которыми она проводила время, никогда не позволялась по-настоящему проникать в нее.
Айасу, Капитану Бессмертной Гвардии, с которым она целовалась и обжималась, также. Но когда она положила конец их жестким забавам, он назвал ее дразнилкой и шлюхой – ублюдок с оксиморонами – и подмял под себя.
Навалился, сорвал ее одежду и свои штаны. Страх поглотил девушку. Она орала на него, требуя отпустить ее. Он просто рассмеялся. Она не могла перенестись, еще не обладая такой способностью, потому что получила ее с единственным даром своего отца. Она боролась изо всех сил и таки сумела нанести смертельный удар, в точности как ее научили.
Анья никогда не жалела о своем поступке. Даже гния в тюрьме. Никто не отберет то, что принадлежит ей. Никто.
«О чем ты думаешь?» спросил Люциен, его голос был хриплым от … страсти?
Почему бы не сказать ему правду?
«О тебе. Сексе. Воровстве. Другом мужчине»
«Возлюбленном?» поинтересовался он, теперь его голос звучал мрачно.
Ревность?
«Нечто вроде того»
Ее глаза сузились.
«Что, мысль обо мне с другим мужчиной наполняет тебя яростью, Цветочек?»
«Черта с два» рявкнул он, вырываясь из ее объятий и поднимаясь на ноги.
Чувство утраты обрушилось на нее. Она робко встала. Отряхнула грязь со своих ажурных чулочков. Так лучше, сказала она себе. Ты была в шаге от того, чтоб отдаться мужчине, который даже не хочет тебя. Который определенно хочет тебя убить.
«Давай вернемся к предыдущему разговору. Эшлин должна была пожертвовать собой ради Мэддокса» напряженно сказал Люциен. Он прошагал обратно туда, где когда-то была алтарная комната, обернулся и осмотрел открытое пространство. «Чем я могу пожертвовать?»
«Люциен» позвал Страйдер. «Приближается время для перекуса»
«Мне надо еще немного времени» ответил он, не отрывая взгляда от нее. «Анья? Жертва?»
«Ты спрашиваешь, не приносились ли здесь жертвы?» Она потеряла линию их разговора, слишком занятая своими горестными думами. «Да. И что?»
«Кровавые жертвы?»
«Да» К чему он клонит? «Когда храм перенесли на землю, здесь происходили кровавые жертвоприношения»
«А какие именно жертвы приносили верующие? Кому пускали кровь?»
Снова она позволила своему разуму отправиться в прошлые дни. Тогда даже ей поклонялись смертные. Сегодня же все игнорируют богов, отбрасывая их как выдумки из мифов и легенд. Это не волновало ее так, как остальных. Девушке нравилась ее анонимность.
«Они приносили в жертву членов своих семей» наконец-то с замиранием ответила она. Ох, как же она это ненавидела. Еще одна причина, по которой она радовалась, что старые дни, ну, оставались старыми. «В большинстве случаев выбирались невинные. Девственницы. Они перерезали им глотки и наблюдали, как те истекали кровью»
Люциен побледнел.
«Значит, вот что здесь ожидается? Вот что требуется?»
«Не всегда. Порою добровольно предложить кровь предпочтительнее убийства, но никто не желал рассматривать такую возможность. Тогда бы пришлось ранить себя, а большинство людей скорее перережут горло возлюбленному близкому и назовут это «актом благородства»
