предпочитала дать Ирине возможность самой сказать, сколь близким было их знакомство.
— Мы были женаты.
Я потеряла от удивления дар речи. Этого я даже помыслить не могла, ей-богу! Ирина — и Тарантул?!
— Если хочешь поговорить — приезжай, — предложила Ирина. — Потому что Тарантул — не та личность, обсуждать которую можно по телефону.
— Сейчас, только дождусь Ларчика, — пообещала я. — Ты будешь дома весь вечер?
— Да.
Мы договорились, что я подъеду около восьми. Я повесила трубку и посмотрела на томик Вийона, лежащий передо мной…
— «Скажи, в каких краях они…» — пробормотала я первую строчку «Баллады о дамах былых времен».
И опять не поняла этой маленькой подсказки.
— «А наутро выпал снег после долгого огня, этот снег убил меня, погасил короткий век»…
Пенс слушал Шевчука и подпевал ему тихонько, изо всех сил пытаясь сдерживаться. Боль и страх — как это надоело Пенсу, кто бы знал!
Он вспоминал, как было хорошо раньше, пока эта чертова боль и этот чертов страх не появились на пороге и не проникли в его, Пенсову, жизнь.
С кухни доносилось звяканье посуды. Все так привычно и так страшно именно из-за этой привычности.
Утром он смотрел в глаза Хозяина, и это было так же, как смотреть в глаза собственной смерти. Почему-то сейчас Пенс был на все сто процентов уверен, что из этой патовой ситуации ему нипочем не выбраться. Сашка наивная девчонка, если думает, что ей удастся.
— «Погасил короткий век», — усмехнулся Пенс, потому что нисколько не сомневался, что его век будет погашен. Даже если продать «Судзуки», все равно он не сможет набрать денег.
Оставался один выход — самому выйти навстречу смерти и принять ее удар.
Возможно, так ему удастся спасти мать, Сашку и всех, кто оказался благодаря Пенсу втянутым в эту грязную историю.
Он сидел, сцепив пальцы рук, и раскачивался, пытаясь сдержать рвущийся стон. О, как ему не хотелось уходить.
В дверь позвонили. Мать показалась на пороге, растерянная и недоуменная.
— Сережа, к тебе пришли, — сказала она, тревожно оглядываясь через плечо, и шепотом добавила: — Из милиции…
В ее глазах была смесь страха, упрека и недоумения, и все это было невыносимо. Пенсу хотелось закричать.
— Из милиции? — переспросил он, пытаясь понять, что им от него нужно.
Она кивнула.
На пороге, за ее спиной, возникла квадратная фигура милиционера.
— Зинченко Сергей Николаевич? — поинтересовался он, оглядывая Пенса с ног до головы таким взглядом, что Пенсу, несмотря на жару, стало холодно.
— Да, — пересохшими от волнения губами пробормотал Пенс.
— Что вы делали сегодня перед зданием радиостанции? — спросил мент, продолжая сверлить Пенса своим взглядом.
Черт возьми… Откуда он узнал?
— Ничего… То есть, я оказался там случайно. Хотел посмотреть на Тарантула.
— И так посмотрели, что Тарантул теперь в реанимации? — усмехнулся милиционер.
У Пенса все внутри оборвалось.
— И есть подозрение, что вам его смерть была ох как нужна. По крайней мере, вы в числе подозреваемых.
Пенс почувствовал, как вокруг него мир начинает вертеться в дьявольской пляске и остановить этот безумный танец он никогда уже не сможет.
— Только этого мне и не хватало, — пробормотал он и поморщился. Ситуация была до отвращения смешной. Нет, это же надо — мало было печали, так «Ангелы Ада» еще накачали?
Почему-то Пенсу стало все равно. Хуже того — на него напал приступ хохота. Он стоял, смотрел на ошалевшего милиционера — и смеялся. Так смеялся, что ему самому было страшно.
Глава 5
Вернувшийся Ларчик своим видом напомнил мне охотничью собаку, взявшую след.
— Ну? — встретила я его нетерпеливым вопросом. — Что удалось узнать о нашей жертве?
— Нашей? — удивленно переспросил Ларчик. — Почему — нашей?
— Раз мы взяли на себя Тарантула, то в некотором роде он становится нашим, разве нет?
— Ах, вот ты о чем… А я думал, что ты имеешь отношение к этому зверскому нападению.
— Не имею, увы, — развела я руками. — Хотя, если честно, зверством я его не считаю. Так что он за личность, помимо того, что возбуждает к себе этакую неприязнь не только у меня?
— Ладно, — решился Ларчик. — Кретов Александр Иванович, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения.
— О боже. Какой-то престарелый и замшелый тип, — вздохнула я. — А я-то никак не могла взять в толк, почему при его виде у меня не возникает ничего, кроме жалости и иронии. Чего мы тогда расследуем? Все равно ему уже столько лет, что хочется плакать от неожиданной встречи с вечностью!
— Саша, — назидательно молвил Ларчик. — Я иногда начинаю подозревать тебя в полнейшей несерьезности.
— Чего подозревать? — обнаглела я. — Я когда-нибудь вела себя серьезно?
— Нет, но я-то считал, что раз ты у нас спец по старофранцузскому…
— Ох…
Я рассмеялась.
— Ларчик, неужели ты и вправду считаешь, что нормальный человек станет этим заниматься? Это во-первых. А во-вторых, пожалуйста, пристрели меня, если поймешь, что я стала серьезной и скучной, ладно?
Только после того, как я произнесла это, я вдруг с ужасом осознала, что назвала его по сразу утвердившейся в моем сознании кличке. Он интеллигентно промолчал, кашлянув, а я почувствовала, что мои щеки заливает горячая волна. Кажется, я сейчас стану пунцовой, с тревогой подумала я. Интересно, пойдет моим рыжим волосам пунцовый цвет?
— Извини, — пробормотала я.
— За что? — сделал он удивленные глаза.
— За Ларчика.
— Саша, милая. Ты же не назвала меня Ларьком. А Ларчик — довольно мило звучит. Можешь называть меня так и дальше.
— В ответ на этакую любезность позволяю тебе именовать меня Морковкой.
— Как? — переспросил он.
— Морковкой, — повторила я, окончательно окрасившись в багровый цвет.
Он окинул меня долгим взглядом и вдруг начал смеяться. Конечно, уныло подумала я, если учесть, что я вся сейчас такого красного цвета, то «Морковка» подходит мне как нельзя лучше.
— Хорошее название. «ЛМ». Ларек и Морковка. Детективное агентство.
Да уж, согласилась я. Ничего себе детективы…
— Если честно, мне не очень нравится, когда меня зовут Морковкой посторонние люди, — пробурчала
