я. — Это позволительно лишь для избранного круга близких мне лиц.
— Так я тоже не в восторге, когда меня именуют Ларьком, — хмыкнул он.
— Тогда зачем нам обнародовать наши подпольные клички? — поинтересовалась я.
— А мы и не будем, — пообещал он. — Пусть голову ломают, почему мы «ЛМ». Может, мы очень любим эти сигареты.
— Я люблю «Монте-Карло», — сообщила я. — А я вообще не курю, но это неважно. Так давай вернемся к Тарантулу. Выяснить мне удалось пока не много. Тарантулу сорок два года. У него медицинское образование. До тридцати лет он подвизался в качестве анестезиолога в одной из местных больниц. Потом он уволился и уехал в столицу, якобы учиться во ВГИКе.
— Ого, — присвистнула я. — Какие перепады давления…
— Если ты думаешь, что ему захотелось стать режиссером или актером, то заблуждаешься. Он решил стать кинооператором.
— Ужас какой, — протянула я.
— Во ВГИКе он провел четыре года, потом оказался в рок-лаборатории. Как раз вошли в моду рок- клубы, и он оказался на гребне популярности. Затем он поскандалил с прежним составом группы, в которой пел, и быстренько организовал свою. Кстати, его мать руководила тогда отделом культуры в горкоме… Надо поговорить с ней, она живет в Тарасове. Есть еще его первая жена. Ирина Тропинина.
— С ней уже договорилась встретиться я.
Он посмотрел на меня немного удивленно.
— Ты?
— Я ее неплохо знаю.
— Ладно, — согласился он. — Помимо этого у Тарантула, оказывается, были неприятности с милицией. Собственно, именно оттуда я и почерпнул всю информацию. Относятся к нему очень настороженно. Но впрямую мне ничего не сказали — просто был под подозрением по поводу некоторых несчастных случаев. Бывший следователь, который вел те дела, до сих пор думает, что несчастными эти случаи не были. Тарантул показался ему немного сдвинутым на собственном «эго». Он бы рекомендовал ему пройти лечение в психдиспансере. Но у Тарантула всю жизнь были крутые покровители.
Так вот, когда этот следователь по имени Игорь узнал, что Тарантула пытались убить, он выдал фразу: «Ничего удивительного». И сказал мне, что по меньшей мере пять человек могли это сделать, и он даже не стал бы их задерживать. Думаю, с Игорем нам придется поговорить еще раз. Он сказал, что не откроет мне все карты по одной простой причине — ему куда более симпатичны эти люди, чем Тарантул. Так что, моя девочка, придется тебе с ним поговорить. Может быть, с тобой он будет более откровенен.
Он протянул мне листок бумаги с координатами Игоря Артемова.
— Подожди, — подняла я на него глаза. — С чего это на него нападет такая откровенность при виде меня?
— Потому что, Саша, ты обаятельная. И на тебе нет того ментовского налета, от которого трудно избавиться мне — я ведь в прокуратуре проработал долго. Игорь ушел из милиции, личность весьма загадочная и интересная. Так что дерзай.
Я сдержалась, хотя мне очень хотелось заорать от восторга, как малолетке. Потому что мне доверяли и моя работа начиналась. Правда, хотя умом я понимала, что Ларчик просто выбирает для меня наиболее, по его мнению, безопасные места, я все-таки тешила свое самолюбие мыслями о собственной полезности.
Через двадцать минут я уже подходила к высокому дому, в котором жила Ирка Тропинина. Предвкушая встречу, я была вынуждена признать, что в данный момент использую служебное положение на всю катушку, совмещая весьма успешно приятное с полезным. Ирку я очень любила — общаться с ней было приятно, не надо было напяливать маску. Ирка была из той же породы, что и я. Тем более странным мне казалось присутствие в ее жизни этого монстра, о котором, кстати, сама Ирка предпочитала до последнего времени скромно умалчивать.
Ирка открыла мне дверь — все такая же худенькая, высокая, с бледным, но таким прелестным личиком, с густыми, пепельными волосами, собранными сзади в пучок.
— Привет, принцесса! — улыбнулась она.
Ирка была старше меня лет на пять и позволяла иногда некоторую снисходительность тона, которая выглядела у нее так естественно, что мне и в голову не приходило обижаться.
— Ты подросла и похорошела, — сказала я довольно дерзко. Ирка рассмеялась и пробормотала:
— А ты все такая же.
Мы прошли в ее комнату-мастерскую. Она была такая маленькая и так заставлена работами Ирки, что было странно, как мы обе там помещаемся.
— Кофе? — поинтересовалась Ирка. Я кивнула.
Прямо на меня смотрело лицо, нарисованное тонкими линиями пера. Грустно опущенные уголки губ заставляли всмотреться в глаза. Там плескалось море боли. Неужели у Ирки бывают такие состояния? Мне она всю жизнь казалась человеком очень спокойным и радостным.
Но не знала же я, что ее жизнь в какой-то период была тесно связана с Тарантулом!
— Все так же сходишь с ума по Вийону? — поинтересовалась Ирка, разливая кофе по изящным турецким чашечкам.
— Первое чувство, — вздохнула я. — Оно, как мы вынесли из лучших образцов мировой литературы, самое крепкое. Единственное, что меня утешает — это то, что однажды я войду в тот же светящийся поток, в который когда-то шагнул мой Франсуа, и мы непременно растаем там вместе.
— Он уже давно растаял там без тебя.
— Ну нет. Он меня ждет.
— Ну-ну, — как-то не очень поверила мне Ирка. Видимо, ее вера в вечную любовь уже подверглась тлению.
Я не знала, как мне начать свои расспросы. Интуитивно я понимала, что вспоминать о Тарантуле Ирке довольно неприятно. Но она меня опередила:
— Так что с Тарантулом и почему он тебя так заинтересовал?
— Дело в том, что я теперь работаю детективом, — скромно призналась я, размышляя, насколько это точно соответствует истине. Ирка удивленно посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ты?
— Да, — потупилась я. — А Тарантула пытались убить. Но… — поспешила я ее успокоить, — он жив- здоров. Ну, не совсем здоров, поскольку сейчас он в реанимации, насколько мне известно. Но, думаю, все обойдется. Он будет жить.
Она некоторое время молчала, тупо уставившись в печальное лицо, которое раньше изучала я.
— Ирина, — дотронулась я осторожно до ее руки. — Все будет хорошо, вот увидишь…
Она обернулась ко мне и неожиданно зло сказала:
— Слушай, Сашка, что я тебе скажу. Какая жалость, что его не убили. Какая жалость!
Он сидел, разглядывая руки. Сегодня у него ничего не получилось. Он не смог. Почему дрогнула его рука? Что с ним произошло? Какие воспоминания хлынули бессвязным и ненужным потоком в его сознание, мешая ему выполнить долг?
Или это обрюзгшее тело, способное вызывать лишь отвращение, каким-то непостижимым чудом вызвало в нем жалость?
Ответ искать было бесполезно. Ответ был один — его рука дрогнула.
Вскочив, он закружил по комнате, в бессмысленных движениях пытаясь снова и снова набраться сил и выдержки. Как будто воздух был способен зарядить его мускулы. Как будто воздух мог вернуть его разуму холод и расчетливость стрелка.
— Ты — стрелок, — горько прошептал он. — Не смей забывать об этом!
Его красивое лицо напоминало сейчас маску комедии дель арте. Обезумевший от горя Арлекин…
Раньше он умел писать стихи. Но все это было раньше. Так давно…
