Она убегала, и я в последней попытке схватила ее за волосы, разворачивая к себе.
Прекрасные белые волосы сползли с головы, обнажая жидкие пряди черного цвета.
Она судорожно дернулась. Но револьвер Игоря смотрел в ее лицо.
— Сука, — выругалась она. — Маленькая грязная тварь…
— Неправда, — покачала я головой. — Вы ошиблись. Как и тогда, когда выстрелили в Игоря… Если раньше я сделала бы все возможное, чтобы вас понять, то теперь я ваш враг.
Она опять попыталась бежать, но я держала ее под прицелом. К тому же за моей спиной уже слышались голоса, и, обернувшись, я увидела пожилого мента, а за ним собственной персоной возвышался Лариков.
— Сашка, что ты делаешь? — возмущенно заорал он.
— Учусь жизни, — тихо ответила я. — Всего лишь учусь жизни, босс.
— Каким образом Елена Рубан могла убить Кретова?
— Она прошла в форме сестры милосердия. Вот где она взяла эту форму — понятия не имею. Спросите у нее сами.
Следователь смотрел на меня суровыми глазами, явно осуждая меня за мой чересчур любознательный ум.
— А почему Стрелок этого не сделал? Вы хоть знаете, что он был за человек? Таких, как он, называют «оборотнями»…
Я вздрогнула и подняла на него глаза. Это слово, по моему убеждению, Игорю не подходило. Но для пожилого следователя Игорь был наемником, киллером, убийцей… Одним словом — Стрелком.
— Знаю, — кивнула я. — И мне он все-таки нравится.
Он вздохнул, посмотрев на меня, и продолжил допрос:
— Итак, вы утверждаете, что Тарантул входил в банду Елены Рубан и они занимались вымогательством?
Я втянула воздух. Мне уже надоело давать этому пожилому следователю объяснения. В конце концов, у него тоже есть голова на плечах!
— Нет, — скривилась я, — они пытались организовать детский приют для сироток.
— А вот шутки как раз неуместны. Очень даже неуместны, милая барышня. Вы и так непонятным образом оказались в компании известного Стрелка.
— Хочу вам напомнить, что он спас мою жизнь, — процедила я сквозь зубы.
— Да, вашу — спас. Но перед этим скольких он этих жизней лишил?
Я почувствовала, как в душе появляется боль.
— Мертвые сраму не имут, — тихо напомнила я ему. — А если вас интересует степень близости наших отношений, то — вот вам, мы собирались…
Я посмотрела в окно, где через решетку были видны голуби.
— Мы собирались пожениться, — сказала я, глядя ему в глаза. — А что до вашей Рубан, я уже замучилась повторять вам, что никогда с ней не встречалась. Почему она убила Тарантула и Кайзера, спросите у нее. Насчет второго могу догадываться, что Кайзер узнал о ее роли и хотел отомстить за нежно любимого товарища, но она опередила его. А Тарантул… Может быть, он хотел смыться с деньгами? А может быть, собирался выйти из игры? Последнее время, говорят, Тарантула начала тяготить собственная подлость… Знаю одно — они давали в долг, потом начисляли пени, а затем Толстый исчезал, оставляя должников с носом. Вот тогда в игру вступали они.
Я рассказала в сотый раз, как это происходило в случае с Пенсом.
— И все-таки остается непонятным, вы-то почему так привлекли к себе внимание Елены? Почему она считала, что от вас надо избавиться?
— Сначала меня просто хотели напугать, — объяснила я. Вдаваться в подробности о своем талантливом вранье, когда я пыталась защитить Пенса, я не собиралась. Хотя смутно я подозревала, что именно благодаря ему, а уж никак не моим гениальным детективным способностям меня хотели вывести из игры. — А потом она просто потеряла голову. Но лучше спросите у нее — чужая душа потемки, особенно такая темная, как у Черной Нимфы.
«Она ведь тоже любила его, — грустно подумала я. — Вот ведь история — именно поэтому Нимфа даже стреляла вместо Игоря, как мать, оберегающая ребенка от гнева или греха… Просто любила по-своему. Нам такой любви не понять!»
— Потеряла голову от чего?
Вот зануда!
— От ревности, — выпалила я. — Всего лишь от ревности…
Как это ни странно, мое объяснение его вполне удовлетворило. Мой рассказ запротоколировали и наконец-то отпустили.
Я вышла во двор. Дождь кончился. Снова нещадно палило солнце. Андрей сидел во дворе и курил.
— Ты же не куришь? — сказала я, садясь рядом.
Он неловко махнул рукой и пробурчал:
— С тобой и анашу недолго закурить… Сколько раз я тебе говорил, не связывайся…
И осекся, заметив мой взгляд.
— Ладно, Сашка, перестань… Или наоборот — закати истерику. Нельзя же держать эту боль в себе постоянно. Можно задохнуться.
Ларчик обнимал меня за плечи и зачем-то шептал:
— Тихо, малышка… Успокойся. Все у нас будет хорошо, вот увидишь.
Истерику я так и не закатила.
— Саша? — спросила мама, когда я пришла домой. — Опять поздно…
— Работа, мам, — объяснила я.
— Будешь есть?
Меня передернуло от отвращения.
— Нет, мамочка, я лягу. Я устала.
Она поняла меня без лишних слов. Я осталась одна.
Достав томик Вийона, посмотрела на него и пробормотала:
— Ну? Ты теперь спокоен, гадкий ревнивец?
Открыв его на первой попавшейся странице, я прочла:
Я закрыла книгу и закрыла глаза. Игорь стоял передо мной как живой, протягивая мне странный белый цветок. Его губы шевелились. Я прислушалась.
