страшного во мне нет. Добра тебе хочу.
Она деловито уселась напротив меня, продолжая буравить меня взглядом, в котором преобладал чисто меркантильный интерес — то бишь сколько можно с меня слупить за мою глупость?
Я застенчиво вперила взгляд в пол и пошуршала бумажками в кармане.
Она понимающе усмехнулась.
— Деньги мне твои не нужны, — ошарашила она меня. — Деньги нужны святому Трифону. Чтобы он тебя от сглазу освободил.
Я о святом Трифоне читала и задумалась, зачем ему вдруг понадобились деньги? Насколько я знала, святой никогда денег не брал, был бессребреником и добрые свои дела вершил безвозмездно. Конечно, со дня его мученической кончины прошло так много времени, что он мог измениться, но я все-таки сомневалась, что он сейчас отчаянно нуждается в деньгах. Правда, вслух своих сомнений я все-таки не высказала.
— Ну? — спросила хозяйка. — Рассказывай, что за хвори тебя мучают.
— Любовь, — пробормотала я, понимая, что это — единственная наличествующая у меня хворь. Как назло, в момент посещения этой целительницы я не могла пожаловаться даже на насморк.
— Безответная? — мгновенно заинтересовалась моя собеседница.
— Безответная, — еле слышно прошептала я, прикидывая в уме, кого же все-таки мне стоит пронзить стрелой в самое сердце. Тратить деньги за любовь Пенса — глупо, он и так ко мне вполне нормально относится. Мой дражайший босс вообще не шел в расчет — незачем осложнять отношения вспыхнувшим чувством! Ванцов? Ну, уж нет! Он тоже рыжий, как и я, и два таких вредных существа должны стоять на приличном расстоянии друг от друга.
— Фотография у тебя есть? — деловито спросила меня вещая дама.
Я смутилась и полезла в бумажник.
Первое, что я обнаружила там, был маленький снимок Даймона Хилла.
«Перст судьбы», — обрадовалась я. А ну как этот эгильот сработает, и сюда, в наш скромный Тарасов, на своем болиде, как прекрасный рыцарь, примчится Даймон Хилл, заключит меня в объятия и скажет: «О, моя Александра! Как долго я искал тебя!»
— Хороший парень, — одобрила мой выбор колдунья Аббасова. — Только лицо у него на кого-то похоже… Не пойму, на кого. Как зовут?
И вот тут-то я и сказала:
— Его? Его зовут Игорь.
Напрасно я вглядывалась в ее лицо — никаких эмоций на нем не отразилось.
Или наша «православная целительница» умела великолепно владеть собой, или она не нашла разительного сходства с Игорем Воронцовым.
— Очень хочешь быть с ним вместе? — поинтересовалась она, продолжая изучать светлый лик Даймона Хилла.
— Очень, — кивнула я.
— Парень, конечно, красивый, только вот… Уж больно имя у него нехорошее!
— Как это? — удивилась я. — Вроде бы имя как имя…
— Карма, — подняла она вверх палец.
Ее лицо стало торжественным. Размазанные и неопределенные до этого момента черты вдруг стали острыми, как будто она только что произнесла некий свой «символ веры».
— Карма… — шепотом повторила она. «Просто у меня такая карма, понимаешь?» — вспомнилось мне.
— Что вы этим хотите сказать? — округлила я глаза, старательно сохраняя в них выражение наивной глупости. — Его ожидает что-то ужасное?
— Или тех, кто рядом с ним.
Она приблизила фотоснимок к глазам и всплеснула руками:
— Да не он ли тебя, милая ты моя, сглаживает? Вон какие у него глаза! Как орлиные…
Представив себе, как меня «сглаживает» Даймон Хилл со своими «орлиными глазами», я с трудом удержалась от смешка.
— Не может быть! — искренне ужаснулась я, в душе извинившись перед ни в чем не повинном автогонщиком. — У него и времени-то нет на это.
— А он этого и сам не знает, просто такой у него крест — приносить близким несчастье! Особенно той, которая его возлюбила. То есть тебе. Спрячься от этой любви, девочка! Не принесет она тебе счастья!
— А может быть, все-таки попробуем? — робко предложила я, не спеша отказаться от своего светлого будущего с Хиллом.
Она тяжело вздохнула и подошла к картине, изображающей святого Трифона.
Задумчиво посмотрела на него, пошевелила губами и протянула свою пухлую ладонь:
— Давай триста рублей. Раз ты этого хочешь, мы с Трифоном противиться твоему желанию не станем. Но ты нас уж потом не ругай!
Она зажгла три свечи и что-то забормотала. Над фотографией несчастного, совершенно не повинного ни в каких прегрешениях Даймона в это время творились загадочные пасы руками. Я даже начала побаиваться, что чудесный, невесть где раздобытый Пенсом фотоснимок придет в негодность от постоянного соприкосновения с ее потными ладонями.
Несколько раз она оглянулась на меня, и я отметила, что взгляд у нее точно нехороший — с злыми льдинками в глубине. «Вдруг она и впрямь какая-нибудь ведьма», — подумала я. Вот сижу тут, рискую собственной душой, и даже, что немаловажно, здоровьем, и все это — чтобы выяснить ее истинное отношение к соседям.
Впрочем, о том, что она не любила Игоря, я догадалась без особого труда. Именно поэтому она и настаивала, что имя это нехорошее и является носителем зла.
Но почему?
Какая черная кошка между ними пробежала?
И насколько сильной могла быть ее ненависть, если допустить мысль о том, что она нарочно сваливала вину именно на него?
Или она и в самом деле почитала его злодеем?
— Вот так, моя милая, — наконец прекратила она свои колдовские извращения. — Он будет так в тебя влюблен, что и сама рада не будешь…
— Ну, почему же? — возразила я. — Кажется, я этого и хотела.
— У меня был знакомый с таким же взором, — сказала она. — Не хочу тебя пугать, но…
Она замолчала и вдруг спросила:
— Может, кофейку выпьешь со мной? А то одной скучно.
Я кивнула.
Надо же, оказывается, специалистки по магии бывают одиноки настолько, что им не с кем поговорить по душам?
Очевидно, она действительно дорожила дружбой с Машей, а все вокруг этого не понимали, видя перед собой только странную женщину, зарабатывающую себе на жизнь столь странным способом, как эгильот?
Нет, она не вызывала у меня симпатии.
Но, когда я согласилась выпить с ней кофе, она так обрадовалась, что я испытала к ней жалость.
Знаете, такое вот неприятное чувство с маленьким оттенком гадливости — она по-прежнему мне не нравилась, и в то же время я сочувствовала ее одиночеству.
Может быть, за мой сеанс милосердия святой Трифон выдаст мне поощрение в виде ее откровенности?
