Я забрала телефон на кухню и теперь в тишине, не нарушаемой выстрелами ирландских террористов, спросила:
— Лешка? Что-то случилось?
— Да нет. Тебе Лариков передал мою просьбу?
— Да, — сказала я. — Завтра попробую.
— Завтра? — удивленно и немного, как мне показалось, огорченно протянул Ванцов.
— А что?
— Завтра я хотел, чтобы ты пообщалась с Воронцовым. Попыталась разговорить его. Сможешь подойти к десяти утра?
— Конечно, — согласилась я. — Правда, не могу тебе никак обещать, что у меня что-нибудь получится.
— Попробуй, — сказал Лешка. — Вдруг и выйдет. А то я уже устал. Понимаешь, Сашка, мне его уже ударить охота. Сидит и смотрит в окно. Ты ему вопрос — он молчит. Не выдержал, заорал — вам что, наплевать на собственных детей?!
— И что он?
— А ничего. Посмотрел на меня, усмехнулся и продолжил созерцание голубей на соседней крыше.
— А что говорит ваш психолог?
— Господи, Сашка! Ты видела нашу кобылицу степную? Она теперь у нас на карме помешанная.
— На чем? — переспросила я, не веря собственным ушам.
— На кар-ме, — повторил Ванцов. — Какая-то хрень из репертуара некоего Лазарева. Не читала?
— Я такое не читаю, — ответила я. — Я все больше стихи читаю. Сам знаешь.
— И слава богу! А то у меня последнее время такое ощущение, что у всех крыша съезжает. Хоть ты останешься нормальной.
У меня тоже создалось ощущение, что все помешались на карме.
— Кстати, я пообщалась тут с Аббасовой, — вспомнила я.
— Ну и как? Она напичкала тебя бесценными сведениями?
— Ага, — рассмеялась я. — Как раз о карме. И эгильоте.
— Очень полезно для здоровья, — насмешливо сообщил Ванцов. — И для следствия.
— Это как посмотреть, — ответила я. — Если учесть, что в последнее время, как говорят девочки из Центра помощи, Тумановская была весьма обременена мыслями о карме, то для следствия эти сведения не так уж бесполезны. Кстати, сделаешь мне доброе дело?
— Какое?
— Дашь посмотреть протоколы допросов Саввина и Багдасарова?
— Не имею права.
— Послушайте, Ванцов, бросьте трепаться! Если уж на то пошло, ты и меня не должен допускать к допросу подозреваемого, а тем не менее…
— Ладно, хитрюга, я подумаю. Слушай, кстати, ты рыжая, потому что хитрая, или наоборот — хитрая, потому что рыжая?
— А ты? — холодно парировала я.
Он расхохотался.
— Ладно, до завтра, — сказала я и повесила трубку.
Что ж, завтра так завтра.
Я не очень-то верила, что Воронцов начнет изливать передо мной душу, мгновенно расслабившись под магическим воздействием моего очарования. Но — это был шанс. И я должна попытаться.
Если он заговорит, возможно, мои дальнейшие усилия будут не нужны, и все будет хорошо.
Я налила себе чай, добавив туда несколько листочков мяты, чтобы заснуть сегодня. После таких дней, как этот, я подолгу не засыпала, а ведь завтрашний день вряд ли окажется легче!
На кухне было тихо, спокойно, лишь изредка из комнаты, где стоял телевизор, доносились выстрелы. Ирландская революционная армия воевала с Харрисоном Фордом. Харрисон Форд воевал с ИРА. Все нормально. Как сказала бы Оля Аббасова, у каждого своя карма…
Фу. Опять эта карма. Наверное, это какой-то особенный вид психического расстройства — заразный.
Откуда-то за кармой следом выплыли Багдасаров и Саввин. И я застыла с чашкой в руке. Потом я ее и вовсе опустила на стол и пододвинула к себе телефон. Мысль, которая, выражаясь высоким «штилем», молнией озарила мое сознание, была такой простой, что только это объясняло, как же она раньше не посетила меня. Конечно, конечно — как можно-с! Такая примитивная, такая простенькая — и такую сложную, такую умную меня!
Ванцов был еще на месте, по счастливому стечению обстоятельств. Правда, меня это удивило.
— Слушай, — спросила я. — Ты что там, ночевать собираешься, на работе?
— Мы ж не частники, — парировал он. — Мы люди подневольные…
— Ладно, — отмахнулась я. — Я еще тоже не помышляю о сне, нечего прикалываться!
— Что за мысль тебя посетила? Почему ты решила мне позвонить в глухую и беспросветную ночь?
— Мне нужно встретиться с Саввиным и Багдасаровым.
На другом конце провода воцарилось молчание. Было слышно, как Лешка судорожно вздохнул.
— Та-а-ак… — протянул он. — А маленькая девочка знает, кто они такие?
— Да знает, — подтвердила я. — Один сутенер, другой бандит с мировым именем. Но мне-то это неинтересно! Мне надо на них посмотреть. И задать им один вопрос.
— Какой?
— Я же не тебе его задавать собираюсь!
— Может, сначала ты все-таки его на мне отрепетируешь? — осторожно сказал Лешка. — Или на своем Ларикове. Ты знаешь, у меня есть слабое подозрение, что с нами разговаривать проще… И безопасней!
— Насчет опасности — ты будешь рядом со мной, — заявила я. — А насчет вопроса — пожалуйста! Только не падай со стула, ладно?
— Постараюсь, — с сомнением в голосе ответил Лешка. — Учитывая твою способность опрокидывать людей со стульев вопросами, обещать этого я тебе никак не могу!
— В каких отношениях ты был с Марией Тумановской? — спросила я.
Он долго молчал и потом честно сказал:
— Ни в каких. Я ее вообще плохо знал. Скажем так — она была мне симпатична. А почему тебе это пришло в голову?
— Потому что, моя радость, Маша Тумановская была убита своим странноватым любовником. И сейчас у меня родилось подозрение, что этим самым любовником может оказаться кто-то из нашей парочки. Или Саввин, или Багдасаров! Все ведь началось после того, как она столкнулась с ними, не так ли?
— Да с таким же успехом им может оказаться и твой драгоценный Берман, — рассмеялся Ванцов. — Почему ты его отметаешь?
— Оставь в покое бедного старика! — рассвирепела я. — На него и так возвели кучу поклепов…
— Ну, это твое личное к нему отношение!
— Он приличный человек, Ванцов! И я не знаю, почему вдруг Маше пришло в голову обвинять его в таких мерзких деяниях!
— Вот завтра и выясни.
— Вот и выясню, — пообещала я. — Только помни — за это ты обещал мне Багдасарова и Саввина.
— Принесу их головы на блюде прямо в ваш офис, — ответил он. — Теперь все, начальник? Можно пойти по кроватям?
— Иди, — милостиво разрешила я. — Спокойной ночи!
— А кстати, почему ты думаешь, что они тебе так запросто ответят?
