«объяснений». Каких — поинтересовался я. Что я должен вам объяснять? «Почему ваш пациент Костя Криволапин находится в таком плачевном состоянии?» Маша сказала, что «она не могла этого ожидать от меня!» Я, вспомнив этого Костю — довольно испорченный парень, к слову сказать, — рассмеялся и сказал, что он чувствовал себя нормально, когда от нас выписался. И вообще никаких проблем с сердцем у него нет — не знаю, зачем мамаша засовывала его в мой центр.
«Я спрашиваю вас не об этом, — сдерживая бешенство, сказала Мария. — Он был привезен к нам в жутком состоянии, со следами насилия, и как вы все это объясните?» Я сказал, что никак не могу этого объяснить. Я его выписал из больницы, и что с ним произошло в тот вечер, я не могу знать. И вот тут она мне заявила, что парень во всем, оказывается, обвинил меня! И его мамаша это обвинение подтвердила! Якобы она сама была свидетельницей происшедшего! Честное слово, Саша, я и вспоминать не хочу, что потом началось… Мне пришлось пройти все круги ада, прежде чем я смог полностью доказать мою непричастность. И до сих пор в моем возрасте я вздрагиваю от направленного на меня взгляда, как будто некто выжег на моем лбу клеймо «педофил»!
— И она не пыталась потом извиниться?
— Нет, она приходила. Наверное, она пыталась это сделать, но я не хотел ее видеть. Мне были не нужны ее извинения. Просто в ее возрасте пора уже научиться разбираться в людях! Я лечу детей и лечил точно так же этого мальчика! Что произошло с ним — я не знаю. Он действительно снял обвинения, но не сказал, кто это с ним сделал. Я вообще подозреваю, что это сделала его мать! Могу дать тебе их адрес, если хочешь. А вообще… Думаю, куда лучше о Маше тебе мог бы рассказать не я.
— А кто?
— Она была очень дружна с Валерием, — сказал он. — Или мне так казалось? Несколько раз я заставал их вместе. Он что-то ей говорил на ухо, а она, представь себе, краснела, как маленькая девочка… Валерий у нас, к слову сказать, обольститель.
Последние сведения обожгли мое сознание.
Та-ак…
— Сначала я все-таки пообщаюсь с этим мальчиком, — решила я. — А потом встречусь с Валерием. Только одна просьба… Он не должен знать, кем я работаю, хорошо? Я просто ваша знакомая и не более того…
— Ты его подозреваешь? — возмутился Берман. — Саша, я могу поручиться за этого человека! Он великолепный врач и порядочный человек, можешь мне поверить!
— Но слаб по женской части, — кивнула я.
— У каждого из нас есть слабости.
— Вот я и хотела бы выяснить, какие слабости у вашего супер-пупер порядочного Валерия, — пробормотала я еле слышно. — Не те ли, от которых на теле возникают страшные синяки?
Глава 14
Криволапиных я нашла довольно быстро — благо что дом, в котором проживало это странное семейство, находился неподалеку от кардиоцентра.
До встречи с Ванцовым у меня оставалось чуть больше часа.
Значит, у нас с тобой мало времени, любезнейшая Сашенька, — сказала я себе. Надо спешить.
Жили эти самые Криволапины на пятом этаже, лифта в доме не было, и я взбежала по ступенькам с быстротой молнии.
Нажав на кнопку звонка, я стала ждать.
Получалось, что Машины смятения чувств начались по времени именно тогда, когда на сцене появился этот мальчик вместе с Валерием.
Прямо вытекало, что Валерий…
— Кто там? — спросил из-за двери мальчишеский голос.
— Я от Валерия Андреевича, — ляпнула я и тут же испугалась вылетевших наспех слов.
А ну как парень не откроет?
Впрочем, куда вероятнее он не открыл бы, узнав, что я частный детектив. А скрываться под маской милиции было чревато последствиями.
— А-а, — неожиданно протянул парень и открыл дверь.
Так, значит, с Валерием Андреевичем у него добрые отношения? Или еще какие?
Вылупившись на меня с откровенным недоумением, он спросил:
— И что он от меня хочет-то? Вы же женщина.
Новое откровение!
Похоже, отношения у этого дуэта деловые?
— А какое, собственно, это имеет значение, моя радость? — улыбнулась я, входя в квартиру. — Да, я принадлежу к женскому полу. Это должно нам как-то помешать?
Он отодвинулся, растерянно моргая.
— Вы чего? — шепотом спросил он. — Вас разве Валерий Андреевич не предупредил?
Кстати, он был очень хорошеньким, этот парнишка! Его лицо портил только один недостаток — тот же, что и у Полины.
Порочность.
И мое смутное подозрение о том, какого рода были отношения у Валерия Андреевича с этим тринадцатилетним пацанчиком, становилось все сильнее по мере того, как я продвигалась дальше в комнату.
Парень был всего лишь «маленькой проституткой» для геев. И, что меня совершенно потрясло — совсем не сутенер Багдасаров с таким же фривольным господином Саввиным были работодателями этого растленного малолетки!
— Чего вам надо? — испуганно верещал парень. — Я сейчас в милицию позвоню!
— Звони, — рассмеялась я. — Телефончик дать? Знаешь, по «02» бестолково… Лучше давай-ка сразу наберем номер, который я тебе дам. Там возьмет трубку или лейтенант Ванцов, или следователь Назарова. Разницы нет, потому что оба они меня прекрасно знают и охотно подтвердят тебе, что Александра Сергеевна Данич является сотрудником полиции нравов, мой милый…
— Ой, — выговорил он тихо. — Я-то к этому какое имею отношение?
Теперь его голос стал плаксивым. Ну, да, подумала я, наверное, именно вот таким голосочком он жаловался на беднягу дядю Борю… «Мама, мама, что я буду делать?» При этом его глазенки оставались холодными и наглыми. Господи, кто же успел так над ним поработать? Это уже не ребенок, это готовый монстр!
— Никакого, — успокоила я «бедное дитя». — Ты просто парочку раз участвовал в шантаже. Первый- то раз у вас ничего не вышло, да, мой маленький? А второй?
— Какой шантаж? Что вы пришли в чужой дом и чушь какую-то порете?
— Это моя профессия, — развела я руками. — У каждого своя. Да? У тебя, например, профессия довольно грязная, ты не находишь? Или это твое детское «хобби»?
— Я все маме расскажу, — пригрозил он мне.
— А мама, кстати, в курсе, чем зарабатывает ее милый сынишка? — поинтересовалась я. — А то ведь я ей тоже буду вынуждена многое порассказать… Ты что, думаешь, я сама догадалась, да? Или все-таки Валерий Андреевич мне кое-что рассказал о твоих странных увлечениях?
— Это у него такие! — заорал парень. — Я никого наручниками к кроватям не приковываю и хлыстом не бью!
Он и сам понял, что ляпнул лишнее. И испугался.
Вжавшись в стену, он буравил меня вдруг помельчавшими глазами. По идее он должен был вызывать у меня жалость, но я почему-то испытывала чувство гадливости.
Теперь он был похож на хорька. В его сморщенном личике не было ничего детского, а из глаз
