Я бросилась к зеркалу.
— Где? — спросила я и тут увидела сама… клок седых волос… Вот к чему приводят «кармические» размышления, зло подумала я, дергая за кончик этих волос. Они еще и держались плохо, потому что этот клочок остался в моих руках.
— Еще и смертельная болезнь, — прошептала я, с удивлением рассматривая клочок. — Волосы седеют и выпадают… Нет, сегодня точно пятница тринадцатое!
Я так испугалась, что думать забыла про Вику. Поднесла эту прядь, павшую с моей головы, к глазам и внимательно изучила. Мне показалось, что они еще и странно грязные, эти волосы. Да и волосы ли это? Стоп…
— Тьфу, Ванцов, — отшвырнула я эту пакость на пол. — Это просто клубок пыли. Убирался бы ты у себя в кабинете почаще…
Он понял, в чем дело, и начал отвратительно хихикать.
— И ничего смешного тут нет… Лучше скажи, что тебе удалось выяснить?
— Там ее нет, и в других моргах тоже… С такими приметами женщин не поступало.
— То есть пока она, к нашему счастью, жива.
— Или не обнаружена, — успокоил меня добренький Леша.
— Знаешь, Ванцов, чем вы меня с Лариковым умиляете оба?
— Ну, зачем же нас объединять, — начал отмежевываться от ненавистного Ларчика Ванцов. — Я к твоему «генерал-аншефу» никакого отношения не имею!
— Да ладно, — отмахнулась я. — Есть у вас одна общая черта… Умеете вовремя сказать доброе слово.
— Ты так переживаешь за эту девицу? — искренне удивился Ванцов.
— Я, мой друг, переживаю за каждого из своих клиентов. Нет, я допускаю, что ничего не случилось, девушка просто решила лихо оторваться, а сообщить сестре о том, что она жива-здорова, ей недосуг. Я это допускаю, но не особенно-то верю. По рассказам Кати, Вика ее очень любит. Они сироты, и поэтому у них особые отношения…
— Так. Ты собираешься исполнить плач на тему «обидели сиротку, отняли копеечку»?
— Копеечку отнимали у юродивого, — поправила я. — Хотя скорее всего он тоже был сиротой. И никаких плачей я исполнять не собираюсь. Так вот, Лешенька, дружочек, дело все в том, что легкомысленные девицы, увы, по статистике куда чаще становятся жертвами сексуальных нападений. А Виктория у нас не самая серьезная особа на свете, судя по показаниям ее сестры. Соответственно она запросто могла вляпаться прямо в объятия какого-нибудь отвратного маньяка, хотя в это мне верить не хочется! Я понятно выражаюсь?
— Не очень. Жертвой маньяка, к твоему сведению, можешь стать и ты, хотя ты серьезная девица, на мой взгляд, даже чересчур.
— Могу, — согласилась я. — Но с меньшей вероятностью. Если ко мне, например, подойдет молодой или немолодой мужчина и, странно сверкая глазами, предложит руку и сердце, я на девяносто процентов откажусь.
— Почему на девяносто? — заинтересовался Ванцов. — А еще десять процентов ты кому оставляешь?
— Бреду Питту и Бандерасу, — вздохнула я. — Но они не маньяки…
— Я бы не стал так верить в то, что они не маньяки, — философски заметил Ванцов. — В глубине души каждый мужчина маньяк.
— Какая прелестная самокритика! — воскликнула я. — Вторая общая черта с моим доблестным сэром Ларчиком! Вы патологически не способны долго поддерживать серьезный разговор! В вашу компанию, пожалуй, вполне вписывается Пенс, который вообще ни с кем не разговаривает, и получается приблизительный портрет мужчины как он есть! А потом вы спрашиваете меня, почему у меня нет риска стать жертвой маньяка! Да я при виде мужчины рвану в другую сторону раньше, чем соображу, что передо мной всего лишь маньяк!
— Не фырчи, — поморщился Ванцов. — Просто говорить с тобой о серьезных делах противоестественно. Ты слишком хорошенькая…
— Сейчас получишь, — мрачно пообещала я.
— Ах, простите, мадемуазель! Я забыл, что комплименты для вас звучат подобно оскорблениям!
— Мы вернемся к делу или как? — спросила я сурово.
— Или что. Или зачем? — не унимался Ванцов.
— Алексей Леонидович! — тихо сказала я. — Вы исполните мою просьбу?
— Исполню, — вздохнул он. — Куда я денусь?
Я поднялась.
— Ладно, буду ждать твоего звонка!
Он кивнул.
— Саш, — остановил он меня. — Не обижайся! Я тебя ужасно люблю, малышка!
— Я знаю, — улыбнулась я ему. — И не обижаюсь…
На улице шел снег. Крупными хлопьями, напоминающими крошечные облака.
— Ну-с, Александрина, — сказала я себе. — Вы же мечтали полежать на облаке! Облака спускаются прямо к вам по личной просьбе. Правда, они совсем маленькие…
Не нравилась мне эта история! Да и настроение было у меня мрачным и вялым…
В принципе можно было отказаться от этого дела — Лариков влюбился, пусть вот Лариков и ищет пропавшую сестрицу! При чем тут вообще моя скромная особа?
Тем не менее я понимала, что уже ступила ножкой на эту дорогу и теперь не остановлюсь!
Мое любопытство подгоняло меня, и еще что-то, что называется громкими словами, которые, если быть честной, я терпеть не могу! Типа того, что «Александра чувствовала ответственность за любое человеческое существо, оказавшееся в затруднительном положении!» Или — «за человеческую жизнь Александра была готова отдать свою, не задумываясь!».
Неправда, я бы задумалась, надо ли мне расставаться с собственной жизнью. В реинкарнацию я не верю и в будущей жизни собакой становиться не собираюсь. Жизнь у меня одна, как и у Вики. А вот что меня ужасно раздражает — так это то, что обязательно находится некто, который считает, что можно лишить кого-то этой самой человеческой жизни — единственной, черт его возьми!
Так что я уже, как выражается моя мамочка, «рыла копытом землю, как застоявшийся конь, и нюхала воздух, как собака-ищейка», не переставая при этом твердить молитву: «Господи, пусть я лучше ошибусь и эта глупенькая Вика жива, здорова и всего-то лишь забыла сообщить об этом своей сестре!»
— Нету Марины. На работе она.
Женщина на пороге производила впечатление человека, уже давно разочаровавшегося в человечестве в целом и ожидающего теперь подвоха со стороны отдельных его представителей. Она смотрела на меня востренькими глазками и напускала на себя вид, какой, по ее мнению, должен быть у «антеллигентного» человека. То есть при совершенно злом и неодобрительном взгляде хранила на устах жалкое подобие приветливой улыбки, которая казалась мне безумной.
Ее жиденькие белесые волосы были кокетливо уложены, и еще она была очень маленькая. Может быть, она была потомком эльфов, ужасно озлобившихся на весь род людской за то, что те выгнали их из родимого леса? Во всяком случае, когда она откинула назад волосы, я увидела ее уши, и мне, честное слово, показалось, что они у нее — остроконечные! Ну не совсем такие, как у классических эльфов, но ведь она была плодом греха эльфа и полногрудой представительницы человеческой расы!
— А вы ее мать? — поинтересовалась я.
Она осмотрела меня с ног до головы, храня во взоре ледяную подозрительность, — чего это я так интересуюсь ее личной жизнью? А мне хотелось представить себе Марину. Нет, я слышала, что даже у лилипутов рождаются высокие дети. Но насколько это распространяется на «эльфийских потомков» — я не знала.
— Ну, предположим, — наконец решилась моя собеседница. — А почему вы этим интересуетесь? Вы-
