не знаю ни одного коммуниста.
– Это нелепо, – сказала Ольга, – вы и меня не знаете.
– Оля! Я тебя знаю…
Больше четверти века прошло со дня последней встречи Ольги и князя. Именно князь был возле ее отца, когда тот бежал. Именно он занялся потом Ольгой, ее документами, ее учителями, ее замужеством. Это тяжелое лицо с черными глазами навыкате под черными выгнутыми бровями, с очень резко очерченными губами, с двойным подбородком было как бы лицом ее несчастья. Теперь этот Петр Великий стал стариком, у него седые волосы и живот, как бочка… Да, вот уже четверть века прошло с тех пор, как Ольга ушла из навязанной ей жизни, просто взяла и ушла, даже не хлопнув дверью. Первые двенадцать лет, прожитых в Советском Союзе, оставили на Ольге более глубокий след, чем все то, что ей пытались внушить позднее, чем все то, что пытались предпринять, чтобы дать ее жизни определенное направление. Князь смотрел на эту высокую женщину, прислонившуюся спиной к камину, и ему вспоминалась та совсем молоденькая девушка в глубине парка в Ницце… Это было сразу же после бегства ее родителей, их спрятали там, на этой расположенной около русской церкви вилле, окруженной огромным парком… Он, как сейчас, видел Ольгу в желтой аллее мимоз… ах, как она была хороша в четырнадцать лет! Фигура, как у мальчика, как у маленького гимнаста… и прелесть, нежное очарование… Ему слышался ее крик: «Опять вы, всегда вы, везде вы!…» Щенок, бросившийся к ногам Ольги, отвел выстрел: она стреляла из маленького револьвера. Если бы не щенок, она бы наверняка ранила князя, может быть, даже убила бы его. Князь понял тогда, на что способна женщина, когда ее страстная политическая убежденность наталкивается на преграду… Так по крайней мере объяснил себе князь чувства Ольги. И он говорил тогда, так же как повторял это и теперь, что в его время одна лишь любовь могла довести женщину до преступления. И вот его невестка, раздираемая противоречиями между любовью и убеждениями, покусилась на самоубийство… Да, если бы не щенок… Отец Ольги прибежал слишком поздно: когда он схватил дочь за руку, она уже выстрелила.
Между Ольгой, которая стояла прислонившись спиной к белому мрамору камина, и князем, прислонившимся к двери на другом конце салона Сюзи, молчаливо присутствовавшей при их встрече, стеной встала прожитая жизнь. Жизнь с того момента, когда князь появился на Ольгином горизонте… Если для Ольги жизнь была трагедией, то для князя, в этой части, она была невыгодной сделкой. Отец Ольги по занимаемой им должности встречался со многими людьми, и было нетрудно подмешать к ним «соглядатаев». Никому не приходило в голову, что этот человек, приятный в обращении, хотя несколько замкнутый, член партии, может в один прекрасный день «выбрать свободу», как принято говорить в наши дни. И вдруг подкарауливавшим его людям почудилось, что он идет навстречу, что он прислушивается… А потом он без обиняков предложил сделку. Князь, который взялся, после того как чудовищный скандал уже разразился, довести дело до конца, так и не смог себе составить точного представления об этом человеке… Иногда ему казалось, что поведение его объяснялось страхом… Перед кем? перед чем? Может быть, он в чем-то провинился и боялся, что по возвращении в Москву ему не поздоровится? Возможно… Говорили, что он как раз должен был вернуться, что его отозвали. Во всяком случае, очутившись «под покровительством» и не без средств, этот человек решил, что он в расчете. Он так и не сделал обещанных разоблачений. И если он и располагал какими-нибудь интересными сведениями, то унес их с собой в могилу. В общем единственная прибыль заключалась в самом факте скандального бегства советского служащего, это было само по себе неплохо, но не стоило затрат, произведенных французским Министерством внутренних дел и лично самим князем. Князь старался оказать давление на этого человека, но создавалось впечатление, что отец Ольги, освободившись от какого-то панического страха, не боялся уже больше ничего – ни тюрьмы, ни смерти. Ни бесчестья. Ведь он все равно уже был навсегда обесчещен. Да, в смысле характера Ольга была в отца, она тоже не боялась ни тюрьмы, ни смерти. А бесчестье… Несчастная, ока считала себя обесчещенной на веки веков.
С того самого дня, когда Ольга промахнулась в мимозовой аллее, она срывала все попытки князя как-то повлиять на ее жизнь. Начать с того, что она переделала фамилию Гельер, которую отец потребовал для нее, в еврейскую фамилию Геллер. Князь был уверен, что она хотела досадить именно ему – князю. А после смерти отца и матери она вышла замуж за того поляка, которого князь рекомендовал ее родителям в качестве учителя французского языка! – и таким образом избавилась от князя, своего законного опекуна. Ей было тогда шестнадцать лет. В семнадцать она уже развелась, вернула поляку его дворянское имя и, живя под фамилией Геллер, стала свободной и независимой. Когда князь попробовал ей угрожать, она рассмеялась ему в лицо: что бы он ни предпринял, у нее всегда оставался запасный выход – она могла лишить себя жизни. Он оставил ее в покое, и они больше не встречались. Да, все в этом деле было похоже на парадокс и принесло одни убытки, а в свое время князь лично вложил в него большие деньги – ведь отец Ольги был крупной фигурой, ему нельзя было предложить мелкий куш, с ним речь шла о миллионах. Князю хотелось вернуть хотя бы свое, и, как это бывает во всех азартных играх, он делал все более и более крупные ставки… Сперва он обхаживал отца, потом дочь. По правде говоря, он гораздо скорее перестал бы интересоваться Ольгой, если бы она была не так хороша собой.
Вот что всплывало между Ольгой и князем, стоявшими друг перед другом. Жизнь создает положения, куда более романические, чем творчество романиста. Случайно сказанная фраза Сюзи во время их совместной поездки, трагической для князя, – ведь возможно, что его ждало известие о смерти невестки, – эта случайная фраза заставила его вспомнить Ольгу… Несмотря на потрясение, князю доставлял удовольствие романтический характер их встречи. Он никогда не упускал случая насладиться романтизмом, драматизмом, необыкновенностью ситуации, невероятностью случайностей. Князь читал только мемуары, романы казались ему слишком пресными, действующие в них персонажи – вырезанными из бумаги; акварельная кровь и словесные муки были ему скучны. Только действительность создает потрясающее и грандиозное искусство. И вот Ольга явилась перед ним! Прошло двадцать три года, значит, ей уже под сорок… Она все еще хороша. По всей видимости, не нуждается. Он не успел спросить Сюзи, как обстоят дела Ольги. Сам он теперь уже старик, которого неожиданно, в самое сердце, поразило самоубийство невестки: ведь у нее ребенок, продолжатель рода, наследник имени. Разве его сын Федя, этот негодяй, сумеет воспитать ребенка; князь не хотел, чтобы повторилась его собственная неудача в отношении сына. Пускай внук растет французом, без каких-либо сложностей и комплексов. Позднее кровь скажется.
– Я счастлив, что вы так хороши, Оля, – сказал князь. – Я верю, ведь я знаю вас, что вы не покинете в несчастье женщину, близкую вам по убеждениям. Ведь вы тоже изведали горе…
Ольга отошла от камина, и князь сразу же замолчал. Она прошлась по комнате, остановилась у окна; обстановка гостиной Сюзи менялась, но за окном все оставалось неизменным с того самого времени, как Ольга сидела на стуле, который когда-то здесь стоял… Каштаны, высокая стена соседнего дома… Даже мальчишка, которого тащила за собой нагруженная покупками мать, и большая овчарка, которую прислуга вывела на прогулку, тоже, казалось, вынырнули из тех далеких времен… Тогдашний ребенок теперь, может быть, отбывает военную службу, а собака… от нее в земле, наверное, уже ничего не осталось. Сюзи, забившаяся в уголок, не проронила ни слова. Князь позвал тихонько:
– Оля…
– Да, – сказала она, – я пойду. Но без вас. Вы для меня слишком компрометантны.
Сюзи уже ничто не могло удивить. Мнение, которое она давно составила себе об Ольге… ведь у Сюзи Ольгу всегда третировали, и вот теперь она говорит свысока – даже и не свысока, а хуже того, неизвестно, как это назвать! – с князем, человеком, который задает тон даже в Довиле! – и он ей униженно отвечает.
– Я хотел бы доказать моей невестке, что я ей друг, союзник…
– Не рассчитывайте на мою помощь.
Князь не стал настаивать. Этот стоящий перед ним высеченный из белого мрамора ангел со сложенными крыльями… того и гляди раскроет их и улетит…
– Возьмите ее под свое белое крыло, Оля, – сказал он, – это все, чего я прошу, все, на что надеюсь.
– Игра, – сказала Ольга, – я люблю театр в театре. Дайте мне адрес клиники. Приемные часы?
– Вы можете пойти туда в любое время. Она в таком состоянии, что теперь все дозволено… Хотите, я вас подвезу?
Ольга не ответила и вышла, Сюзи поспешила за ней:
– Ольга! Что же мне делать с князем? – спросила Сюзи у выхода.
– Спустите его в нужник.
У Сюзи перехватило дыхание. Такая грубость со стороны Ольги, которая никогда не произносила неблагозвучных слов! Она дала Ольге адрес клиники и закрыла за ней дверь; на этот раз Сюзи была поистине возмущена
XVI
