— Я никогда этого не забуду, и всю мою жизнь буду служить вам верой и правдой.
— Я знаю, что могу положиться на тебя. Ну, а теперь поезжай поскорей. Через два часа мы должны быть во Франкфурте.
Он вошел в карету, и кучер пустил лошадей рысью.
Фаризант, он же патер Леони, названный молодым кучером «господином Зонненкампом», спустил занавески на окнах кареты, поднял сидение и вынул из потайного ящика кареты городской костюм. Пока карета ехала по дороге, он снял с себя священническую одежду и надел этот костюм. Затем он надел на голову светлый парик и приклеил себе бороду такого же цвета. После этого он посмотрел в ручное зеркальце и пробормотал:
— Кто стал бы подозревать, что франкфуртский купец Андреас Зонненкамп, горбатый шут Фаризант и стройный патер Леони — одно и то же лицо? Бог свидетель, я неохотно веду существование в трех лицах. Но без этого я не мог достигнуть своих тайных целей.
Затем Зонненкамп погрузился в мрачное раздумье, пока карета наконец не приехала во Франкфурт и не остановилась перед большим красивым домом на Цейль, главной улице города.
Над входом висела большая вывеска: «Торговый Дом Андреаса Зонненкампа».
От парадной двери быстро подбежал швейцар, открыл дверцу кареты и помог Зонненкампу выйти.
Зонненкамп вошел в свой дом, прошел по целому ряду ярко освещенных конторских помещений, где занималась Делом целая армия служащих, и отправился в свой кабинет, обставленный с большой роскошью. Здесь Зонненкамп сел за большой дубовый письменный стол и начал просматривать ожидавшие его письма. Затем он позвонил.
Один за другим входили в его кабинет его доверенные, которым он отдавал распоряжения и приказания.
Фирма «Андреас Зонненкамп» была одним из наиболее крупных и почетных торговых предприятий древнего города Франкфурта-на-Майне.
Она вела торговлю всевозможными товарами; агенты и вояжеры ее разъезжали не только по всей Европе, но бывали в Новом Свете, в Азии и даже на берегах Африки.
Все знали, что фирма «Андреас Зонненкамп» довольствовалась очень незначительной прибылью и что владелец ее, один из наиболее уважаемых в Европе коммерсантов, поставил себе задачей отпускать беднейшему населению все необходимые ему товары по своей собственной цене.
Зонненкамп работал не покладая рук. В конторских помещениях уже давно погасли лампы, и все служащие уже разошлись по домам, а он все еще сидел за письменным столом и писал письма.
Кто-то постучал в дверь, и в кабинет вошел просто, но чисто одетый седой господин. Он носил по английской моде короткие бакенбарды; по застегнутому на все пуговицы черному сюртуку и по акценту этого человека можно было сразу догадаться, что он англичанин. И действительно, Финеас Фокс, старший кассир и доверенный фирмы «Андреас Зонненкамп», замещавший владельца во время его отсутствия, был родом англичанин.
— Вы еще хотите поговорить со мной, мистер Фокс? — спросил Зонненкамп, взглянув на вошедшего.
— Я пришел к вам с докладом, — ответил Фокс, вынимая из бокового кармана большой лист исписанной бумаги. — Наш баланс теперь заключен и показывает убыток в 750 000 талеров. Оказывается, мы в текущем году опять работали со значительным убытком. Оно и не мудрено: ведь мы положительно разбрасываем товар даром, во всяком случае отдаем его не выше собственной цены, а при этом у нас огромные расходы по ведению дела.
— Но ведь это соответствует моим желаниям, мистер Фокс, не так ли? — спросил Зонненкамп, спокойно глядя на англичанина.
— Да, это верно, — ответил тот. — Но в качестве старшего служащего вашей фирмы, несущего в известном смысле ответственность за положение дел, я считаю своим долгом предупредить вас, что так продолжаться долго не может. Такой способ ведения дела приведет к разорению. Пусть даже вы обладаете королевским состоянием, чего я утверждать не могу, так как не знаю ваших частных дел, но все-таки, с течением времени, иссякнет всякий колодец. Ведь за последние пять лет мы пожертвовали в пользу неимущих огромные суммы.
— Ощущали ли вы когда-нибудь недостаток в наличных средствах? — спросил Зонненкамп, спокойно закуривая сигару.
— Нет, этого никогда не было, — ответил Фокс. — Вы всегда устраивались так, что векселя и срочные платежи покрывались вовремя. Каким образом вы этого достигали, — это для меня тайна. Ведь я только одна часть из составных частей в огромном механизме вашего дела, и эта тайна меня не касается. Но вот завтра нам опять предстоят крупные платежи некоторым берлинским фирмам, в общем 300 000 талеров, и я пока еще не знаю, как мы справимся с этим.
Зонненкамп стряхнул пепел со своей сигары и сказал:
— Дайте мне ключ от вашей кассы и идите домой. Завтра утром, когда вы откроете кассу, вы найдете в ней нужную сумму. Мой лакей Ансельм через час принесет вам ключ на квартиру.
Фокс поклонился, передал Зонненкампу ключ, простился и ушел.
Он был в полном недоумении. Откуда брались те миллионы, которые Зонненкамп жертвовал на ведение своего дела?
Оставшись один, Зонненкамп встал, прошел в угол кабинета и нажал какую-то невидимую пружину. В стене отодвинулась стальная плита, закрывавшая собою потайное углубление. В этом углублении лежали слитки золота, банковские билеты и маленький черненький ящичек, доверху наполненный золотыми монетами.
— Да, да, мистер Финеас Фокс, — пробормотал Зонненкамп, — ты и понятия не имеешь, какими сокровищами я располагаю. Ты не подозреваешь, с какой легкостью я могу достать миллионы. Но клад прелатов, тайна которого известна одному мне, может без конца снабжать меня средствами, и мне стоит только посетить ту таинственную пещеру, где теперь живут Лейхтвейс и Лора, чтобы снова наполнить мою кассу и подвинуть вперед мое дело. И при всем этом не я нашел этот клад, а некто другой, который и не подозревает, что он доставил мне это огромное состояние. Давно ли это было? — продолжал Зонненкамп, в раздумье глядя на золото в потайном углублении.
Ему живо вспомнился тот холодный, зимний вечер, когда он сидел за работой в этом же кабинете. Тогда тоже он должен был достать денег во что бы то ни стало, так как ему грозило разорение. Вдруг ему доложили, что его желает видеть и переговорить с ним без свидетелей молодой еврей из Гетто, Ансельм Ротшильд. Весьма неохотно согласился Зонненкамп принять неожиданного посетителя.
— Что тебе нужно? — спросил он вошедшего еврея. — Зачем ты мешаешь мне работать в столь поздний час?
Ансельм расстегнул свой поношенный сюртук и вынул оттуда какой-то большой, тяжелый предмет, завернутый в тряпку.
— Я хочу вам продать кое-что, — шепнул он. — В ваших руках эта вещь безопасна, и вы сумеете сделать с нею что-нибудь, а я не знаю, куда ее девать, так как боюсь попасть в тюрьму.
Он развернул тряпку, и Зонненкамп увидел большой серебряный предмет. Он рассмотрел его и понял, что это язык колокола. Сразу вспомнил он, что незадолго до этого распространилась весть о том, что преступники похитили язык серебряного колокола, висящего в Совиной башне монастыря на острове среди Рейна.
— Это краденая вещь, — сказал он.
— Я знаю, — ответил Ансельм, — но не я ее украл, а другие евреи из Гетто. Я купил ее в надежде, что сделаю хорошее дело.
Зонненкамп сразу решил во что бы то ни стало приобрести язык колокола, чтобы вернуть его законному владельцу — монастырю. Он попросил Ротшильда оставить его ему на несколько дней, так как должен был предварительно произвести испытание серебра.
Молодой еврей ушел, а Зонненкамп стал внимательно рассматривать эту старинную вещь. Вдруг он увидел место на языке, показавшееся ему не массивным. Его любопытство разгорелось, он взял стамеску и начал бить по языку.
Оказалось, что на том месте была положена лишь тоненькая серебряная пластинка. Он отбил ее и увидел, что язык внутри выдолблен и что там лежит какой-то документ. На нем было написано лишь несколько слов.
Он не забыл их и по сей день, так как эти слова послужили основанием всего его сказочного богатства. Они были написаны по-латыни и подписаны именем Феодора, монаха иезуитского Ордена, пропавшего без вести много лет тому назад.
Там было написано следующее:
Вот таким образом он завладел кладом прелатов и сделался богачом, владеющим миллионами. Он не обратил их на удовлетворение корыстолюбивых целей, он брал из пещеры лишь столько, сколько ему было нужно для ведения своей торговли, служащей делу человеколюбия. Там, под землей, лежали еще миллионы, которых он не трогал и собирался, быть может, никогда и не тронуть. Ансельма Ротшильда, способного и честного юношу, Зонненкамп взял к себе на службу, так как он не должен был остаться в обиде. Он собирался позаботиться о том, чтобы со временем часть клада прелатов досталась ему, так как был уверен, что тот сумеет приумножить и применить с пользой этот капитал.
Горячей волной нахлынули на Зонненкампа эти воспоминания прошлого. Но вот он провел рукой по лбу, как бы отгоняя эти воспоминания, взял из отверстия в стене необходимую сумму для покрытия срочных платежей, потом запер потайную плиту и понес деньги в контору, где стояла касса старшего кассира. В эту кассу он положил деньги, а затем вернулся в свой кабинет.
В этом кабинете находилась огромная картина, написанная масляными красками. Она изображала красивую молодую женщину. Это был портрет актрисы Адель Менар, бывшей в течение двух лет женой Зонненкампа, когда он еще был молодым, жизнерадостным офицером.
Зонненкамп скрестил руки на груди и посмотрел на картину.
— Я не могу забыть тебя, Адель, — глухо пробормотал он, — неужели же я никогда не найду тебя, прелестная, горячо любимая, вероломная женщина? Быть может, ты уже умерла, быть может, ты где-нибудь уже спишь непробудным сном в сырой земле… Но нет. Сердце мне говорит, что ты жива и что настанет час, когда мы вновь увидимся с тобой. Как похожа на тебя Гунда! Те же веселые глаза, те же темные волосы, те же яркие губы. Да не послужит только эта красота гибелью для моей дочери. Да охраняет ее от мирского соблазна приют, который я предоставил ей в доме священника, убогий наряд служанки и бдительная охрана патера Бруно.
Зонненкамп провел рукой по глазам, как бы отгоняя тяжелые мысли, а потом прикоснулся рукой к маленькой пружине, находившейся рядом с картиной в стене. Картина скрылась в стене, и на ее месте появилась потайная дверь. Зонненкамп открыл эту дверь и крикнул куда-то в другое помещение, смежное с кабинетом, но, несомненно имевшее отдельный вход.
— Войди. Мне нужно поговорить с тобой.
На пороге появилась рыжая Адельгейда, жена палача.
— Получила ли ты мое письмо? — спросил Зонненкамп. — И устроилась ли ты так, что можешь на несколько недель отлучиться из дома твоего мужа?
