Она приходила к нему обычно в пятницу, субботу и первые дни недели. В среду и четверг она, как правило, проводила вечера со своей дочерью.
— Нет, мы с ней только перезванивались, — твердо сказал Виктор.
— Значит, он был у нее. И, следовательно… Деньги тоже у нее! — Удальцова, казалось, была просто поражена своим неожиданным открытием.
Лохман же, потрясенный, молчал, не в силах ничего ответить.
— Итак, — сжав губы и кулаки, произнесла Катя. — Сейчас мы едем к ней и берем ее тепленькую!
В это самое время Лариса посмотрела на часы. Они показывали половину десятого. Судя по всему, Арина вместе со своей дочерью должна была находиться дома.
— Сейчас не надо, — попытался остановить ее Лохман. — Слишком много шума будет, если ты имеешь в виду крайние варианты.
Где-то с полминуты Лохман и Удальцова пристально смотрели друг на друга. Они прикидывали в уме, можно ли доверять друг другу и насколько уместным будет тот шаг, который Лохман дипломатично охарактеризовал как «крайний вариант».
— Когда же ты считаешь это лучше всего сделать? — холодно спросила Удальцова, наливая себе водки со спрайтом.
— Чуть позже, лучше даже завтра.
— Никаких завтра, едем прямо сейчас! — упрямо заявила Удальцова.
— Сейчас не надо, необходимо все обдумать.
— Что обдумывать-то? Все ясно как божий день. И теперь понятно, кто виноват в его смерти… Боже мой! Какая же я была дура! — Удальцова схватилась за голову.
Лохман, совершенно ошарашенный словами своей любовницы, налил себе водки и выпил. Где-то минуту они молчали, напряженно обдумывая ситуацию.
— Не может быть, — произнес Лохман наконец, нервно закуривая сигарету.
— Что не может быть? — тут же отреагировала Катя.
— Это я так, — рассеянно ответил Виктор. — Мне, наверное, надо принять ванну. Ты разрешишь это сделать?
— Да, пожалуйста, — пожала плечами Катя.
И в наушниках надолго воцарилось молчание. Лариса с Абрамцевым долго не решались заговорить друг с другом. Молчание первым нарушил он.
— Мне кажется, что в деле появляется новый подозреваемый, который долгое время рассматривался нами как жертва.
— Ты об Арине? — задумчиво спросила Лариса.
— Да, о ней, сердечной, — последнее слово Павел произнес с сарказмом. — Вся эта история с похищением и изнасилованием, по правде сказать, очень мутная. Похоже на то, что она сама себе готовила алиби. Да и Лохман как-то странно ведет себя в разговоре с Катей.
Лариса ничего не ответила, она сняла наушники и положила их на переднюю панель автомобиля.
— Уши устали, — призналась она.
— А я устал от другого, — вздохнул Абрамцев. — От лицемерия и продажности. Ведь Витек, елки- палки, а! Дружбан, блин… А Арина!
Абрамцев гневно сжал кулаки и был готов стукнуть ими изо всех сил по «бардачку». На его лице отразились смешанные чувства сожаления, презрения и ненависти.
— Борис, конечно, был далеко не ангелом, — продолжил свой монолог он. — Но эти двое… Что одна, что другой. Неужели все правда и виновата Арина? — он посмотрел на Ларису, но та лишь пожала плечами. — И неужели они сейчас поедут ее убивать?
Лариса снова никак не отреагировала на тирады Абрамцева. Он же не понимал, как это люди, которых связывал не один год дружеских и любовных отношений, могут вот так запросто из-за каких-то дензнаков отправить друг друга на тот свет.
— Мне кажется, что нам не стоит ждать, а надо отправляться к Борисовой, — выдал наконец Абрамцев.
— Да, пожалуй, — задумчиво ответила Лариса и включила мотор «Вольво». — Только пусть пока прогреется двигатель…
— У меня к тебе есть вопрос, который я давно хотел задать, — вкрадчиво сказал Лохман, когда они вместе с Катей почти одетые стояли у двери, собираясь выйти на улицу.
— Ну?
— Насчет плохой энергетики кухни ты тогда просто придумала, да?
— Нет, — серьезно ответила Удальцова. — Я чувствовала, что после вашей пьянки там было что-то не так. Я все-таки в свое время посещала курсы экстрасенсов и могу кое-что ощущать.
— Что ж, может быть, ты и права, — согласился Лохман. — Дело в том, что это я подсыпал тебе так называемый «любовный сахар» в лекарство, которое ты принимала от гастрита. Ты почувствовала изменения в организме?
— С-сука! — вырвалось у Удальцовой. — Ты просто сука, Лохман!
— В конце концов это благоприятно повлияло на наши отношения, — примирительно сказал Виктор и обнял ее.
— Слушай, Виктор, ты действительно страшный человек. А вот так, глядя на тебя, и не подумаешь.
— Самого большого успеха в жизни добиваются отнюдь не те люди, которые честны и открыты, — назидательно произнес Лохман, сквозь блузку пытаясь нащупать соски Удальцовой. — Возьми, к примеру, нашего всеми уважаемого Пашу Абрамцева и оцени его по результатам, которых он достиг в жизни. Занимает весьма посредственное, подчиненное положение в своей фирме по установке сигнализации. Хотя на самом деле электронный гений. С женщинами ведет себя честно и прямолинейно. И каковы результаты? Ни одной любовницы за два года! Это, по-твоему, нормально?
Удальцова слушала его молча, лишь тяжело вздыхая. Ласковые прикосновения Лохмана, которыми он сопровождал свою речь, пробудили в ней желание.
Они уже были готовы раздеться и снова пойти в спальню, как внезапно зазвонил телефон.
— Подойди и скажи что-нибудь сонным голосом, — сказал Лохман.
Удальцова внимательно посмотрела на него, потом приблизилась к телефону и долго не решалась снять трубку.
— Давай, давай, — сказал Лохман.
— Да, алло, — сонным голосом произнесла Катя.
По мере того как разговор продолжался, лицо ее все больше мрачнело и тускнело. В конце концов она хмуро, упавшим голосом произнесла:
— Я все поняла.
А, положив трубку, медленно опустилась на пол, закрыв лицо руками.
— Что случилось? — обеспокоился Лохман.
Он подошел к Кате и присел на корточки рядом с ней.
— Звонили те люди, москвичи, — тускло и устало сказала она. — Сказали, что если я не расплачусь с ними, то…
Она неожиданно всхлипнула.
— Да говори же ты! — Лохман уже не мог дальше сдерживаться.
— Они угрожали моей дочери, — сквозь слезы произнесла Удальцова.
— Но она же у твоих родителей, в Шабалове…
— Они продиктовали мне адрес родителей сейчас в трубку. Так что от них не спрячешься…
Катя убрала руки, скрывавшие ее лицо, и заплаканными глазами уставилась в потолок. Она сидела прислонившись к стене и, казалось, молилась богу.
— Спокойно, спокойно, — говорил Лохман, расхаживая взад-вперед по прихожей. — Все
