звонил, она говорила, что с работы, и вроде бы там какие-то неприятности. А какие неприятности — не говорила. Да и мне особо…
Никита остановился на полуслове, и Лариса поняла, что он хотел сказать: «Да мне и не особо интересно было», но, видимо, устыдившись сейчас такой своей позиции, не стал продолжать.
— Я так понимаю, что у вас с женой были не слишком хорошие отношения, — Лариса старалась говорить не очень жестко.
— Да, — ответил Никита и с неким вызовом посмотрел в глаза Ларисе. — И, кстати, никакого секрета мы из этого не делали.
— Да какое это имеет сейчас значение? — всплеснула руками тетя Валя. — Молчи уж! А то и тебя заметут еще!
— Меня-то за что? — удивился Никита.
— А то! Думаешь, они разбираться, что ли, будут? — продолжала неистовствовать Валентина Михайловна. — Узнают, что вы как кошка с собакой жили, да и обрадуются.
— Ну, знаете ли, я не собираюсь тут все это слушать, — Никита вскочил с места и направился в прихожую. — Пойду покурю лучше на лестницу. А насчет Маши могу сказать, что хоть мы и терпеть друг друга не могли, но убивать ее мне никакого резона не было. Проще было бы развестись.
Сказав все это, Никита вышел за дверь. Немного погодя Катя встала со своего места и, посмотрев на тетю Валю с неким укором, пошла вслед за Никитой. В комнате остались обе сестры и Лариса.
— А вы сами как думаете, кто мог желать зла вашей дочери? — обратилась Лариса к Ольге Михайловне.
— Ой, не знаю я! — замахала руками хозяйка. — Я вообще думаю, что ее перепутали с кем-нибудь. Или ограбить хотели. Район там у них плохой, я сколько раз им говорила, чтобы квартиру поменяли, а она одевается хорошо, золото опять же…
— Но золото, по-моему, не пропало. Да и все остальные вещи в квартире целы, — возразила Лариса. — Кстати, а куда она направлялась, вы не знаете?
— На работу, конечно, куда же еще, — недоуменно посмотрела на Ларису мать.
— А сколько у нее было с собой денег, вам не сообщили?
— Да рублей пятьдесят в кармане. А зачем ей больше-то?
«Значит, версия ограбления отпадает, — сделала вывод Лариса. — Если только у нее не было с собой еще каких-нибудь денег, о которых никто не знал».
— А вот Никита говорил о каких-то подозрительных звонках. Вы сами ничего не слышали об этом? Или, может быть, еще о чем-нибудь странном в последнее время?
— Ничего такого вроде бы не было. Все как обычно, — вздохнула Ольга Михайловна. — Она Максима нам привезла три дня назад, сказала, что устала очень. Правда, нервная была и дерганая. Но это и так понятно — у ней работа-то какая! И с мужем опять же нелады.
— А что работа? — спросила Лариса. — По-моему, она работает в санэпидстанции.
— Так вот там нервы и треплют все подряд, — вступила в разговор тетя Валя. — Постоянно проверки всякие, а там сколько махинаций вскрывается! Ей же нужно обо всем этом докладывать, акты составлять. Ей и угрожать могли, и все что хочешь! Так что…
— А вы знаете что-нибудь конкретное? — ухватилась за эту версию Лариса.
— Откуда же нам знать? — смутилась тетя Валя. — Так, наслышаны просто.
— А мужа ее вы действительно не считаете виновным?
— Да нет, что вы! — перекрестилась Ольга Михайловна. — Никита — парень положительный, добрый. И уж не знаю, чего им не жить? Квартира есть, машина, оба пристроены, и с ребенком мы не отказываемся побыть. Вон мальчик-то какой хороший!
— А где, кстати, мальчик?
— К соседям его отправили, — пояснила тетя Валя. — Как милиция приехала, я и отвела. Нечего ему здесь на все это смотреть. А он все спрашивает, где мама, где мама! Уж и не знаем, как ему говорить-то!
Валентина Михайловна расплакалась. Более-менее державшая себя в руках Ольга Михайловна тоже не выдержала, и комната огласилась рыданиями обеих женщин.
Тем временем вернулись Катя с Никитой. Их лица были мрачны и сосредоточенны.
— Ольга Михайловна, мне пора ехать, — сказал Никита. — С вами же Валентина Михайловна останется и Катя. Да и Андрей Владимирович…
— Этот совсем плохой стал, — понизив голос, махнула рукой тетя Валя. — Больной прямо весь, совсем больной! Лицо больное у него! Не дай бог, случится чего, прямо и не знаю, чего с Олей будет.
— Да хватит вам уж каркать-то, тетя Валя! — возмутилась Катя. — Папа давно болеет, а кто всю жизнь болеет, обычно долго живет.
— Да я разве что говорю? — словно оправдываясь, развела руками тетя Валя. — Я, наоборот, только и желаю, чтобы жил долго. Господи, о вас только и думаю, кроме вас-то у меня и нет никого! И тебе поэтому, — перевела она взгляд на Никиту, — говорю: помалкивай лучше! А то прицепятся, с кем мать-то останется? Мальчишку вон еще поднимать надо.
— Так, ну хватит! — отрезал Никита и повернулся к двери. — Я пошел, мне еще на работу заехать нужно. А то завтра дел невпроворот. А о сыне моем вы не беспокойтесь. Я пока, слава богу, жив и помирать не собираюсь.
— Никита, а где вы работаете? — остановила его Лариса.
— В фирме «Космос», занимаю должность финансового директора, — отрапортовал Кораблев уже из коридора.
После ухода Никиты сестры повздыхали, и Лариса поняла, что больше ей здесь ничего не узнать. Однако оставалась Катя, и именно к ней Лариса и обратилась.
— Катя, вы не проводите меня? Мне бы хотелось с вами поговорить. А Ольгу Михайловну я больше тревожить не хочу. Вы не против, если мы поговорим в моей машине?
— Да что ж Катюша-то может вам еще сказать? — снова вступила Валентина Михайловна. — И так уж все выложили как на духу.
— Я пойду с вами, — отмахнулась от тетки Катя.
Они спустились вниз и сели в «Вольво». Несмотря на то что на дворе стоял мороз, в салоне было тепло, уютно, а в бардачке Лариса разыскала фляжку коньяка, которую некогда забыл здесь Евгений, и предложила Кате. Та не отказалась, закурила сигарету, попутно сказав, что старается не курить при родителях, и спросила:
— Так о чем вы хотели поговорить?
— Катя, у меня пока что нет никаких версий, и я просто разбираюсь в ситуации. Поэтому и хочу вас попросить рассказать, что за отношения были в вашей семье. Возможно, что это и не имеет отношения к случившемуся, но, повторяю, — версий пока у меня нет. Так что очень вас прошу просто рассказать мне о семье.
Катя внимательно смотрела на Ларису, понимающе кивая, потом сказала:
— Я, собственно, не против… Только не знаю, с чего начать.
— Ну, начните с того, как вы сами относились к сестре.
Катя как-то мучительно вздохнула.
— Знаете, это сложный вопрос. Дело в том, что мы с Машей от разных отцов и никогда не были близки, как это ни печально. В других семьях бывает чаще по-другому, но у нас получилось вот так.
— А из-за чего это? Или из-за кого?
— Если вы думаете, что из-за мамы, то ошибаетесь! — тут же торопливо проговорила Катя, прижав руки к груди. — Мама никогда нас не выделяла. Скорее, дело в самой Маше. Она очень высокомерно относилась к моему отцу, постоянно подчеркивала, что папа неудачник, что он, в отличие от ее родного отца, ничего не добился в жизни. Хотя папа просто больной человек… — Катя всхлипнула. — И он всегда возился с Машей как с родной, а она не ценила этого. И ко мне по этой причине относилась свысока. Да и к маме. Знаете, мне кажется, что она никак не могла простить маме того, что она развелась с отцом и что ей самой пришлось воспитываться с неудачливым отчимом, а не с преуспевающим отцом.
— Но разве ее отец не помогал ей материально?
